Поужинали молча и очень быстро. Но все равно к концу ужина летняя ночь уже вступила в свои права. И хоть небо еще хранило отблеск прошедшего дня, звезды уже густо осыпали весь небосвод. Папа сразу после ужина умылся и ушел спать. Мы еще чуток посидели — как же, первая таежная ночь… поговорить… гитара. Володька даже взял ее и сыграл какую-то пьесу, но настроения ни петь, ни слушать не было. Сорок километров давали о себе знать, и поэтому, перекинувшись десятком слов, потянулись к спальным мешкам. Я, уже забираясь в спальник, увидел, как струйка дымка от костра поднимается вертикально вверх, и, едва успев подумать, что завтра погода будет отличная, тут же провалился в темноту сна…

Бывал я, бывал я счастливым

С тайгою наедине…

Кедровники велеречиво

Шептали таинственно мне

О прошлом, далеком и близком.

О добрых и мрачных годах…

А речка играла искристо

Покой. Благодать. Лепота.

Михаил Величко

Летнее таежное утро… Оно всегда разное! Описать его невозможно, ибо никакое описание не сможет предать красоту окружающей тебя природы — величественных гор и скал, неправдоподобно огромных кедров, елей и пихт. Даже облака в горной тайге всегда особенные — близкие и… живые! В общем, самые нужные слова не могут передать все очарование и величие природы и, самое главное, свое восхищение этой природой! И все-таки… Вот, например, ненастье. Низкие серые тучи, прочно зацепившись за вершины гор, льют и льют мелким, нудным дождиком. Иногда даже кажется, что водяные, очень мелкие капельки просто висят в воздухе, при этом все вершины гор скрыты от взоров, и ощущение такое, что ты волшебным образом оказался на равнине. Но вот потихоньку туман опускается все ниже и ниже, опускается прямо на реку, на людей и костер… Впрочем, это хорошая примета, ибо, когда туман рассеивается, открывается безоблачное синее небо без признаков непогоды. И в этот миг вся природа оживает: капли влаги блестят мириадами изумрудов на траве и листьях деревьев, от земли начинает подниматься пар, и уже через полчасика становится тепло и радостно! Хуже бывает, когда, наоборот, туман медленно поднимается вверх и, казалось бы, вот-вот покажется синее (старое, как мы говорим) небо и появится солнце. Ан нет! Вот вроде туман поднялся, а из долины уже наползает новая порция тумана, который снова разряжается меленьким и частенько холодным дождиком. Так может продолжаться и день, и два, и неделю. Дождик монотонно шумит и шумит в ветках деревьев, мелкой дробью обрабатывает полог палатки. Как хорошо в такую непогоду посиживать в теплой уютной палатке или же под сенью огромной ели, через пологие густые ветви которой и капелька дождя не проникнет. Под деревом в таком случае уже горит маленький скупой костерок. Ты же, подкидывая сухие веточки, попиваешь густой душистый чай, настоянный на горных травах… Бесконечные разговоры и тихий звон гитарных струн.

Впрочем, наше первое утро на реке было не таким. Оно было, как и обещали приметы, ясным и солнечным. Впрочем, для того чтобы мы это смогли увидеть, папе пришлось около получаса извлекать из спальных мешков и «сов», и «жаворонков», которые, возмутительно пренебрегая заложенными в них природой качествами, дрыхли, совершенно не реагируя на окружающее. Только когда пошла в ход холодная водичка, мы, вялые и хмурые, стали выползать на свет божий…

— Завтрак готов, ребятки, быстро умываемся и плот делать, — командовал папа, — время поджимает! — И, видя, что я закрыл глаза да снова стал пристраиваться на бочок, взбодрил меня остатками водички… Так начался второй день нашего путешествия.

Плот сделали быстро. А что его делать-то было? Наловили пяток хороших шестиметровых бревен, скрепили металлическими скобами — и готово! А что? Река Мана у города не сложная, по спортивной классификации двоечка, не больше. Спокойное, без порогов и довольно медленное, течение позволяло плыть, используя только шесты. Это вам не реки пятой-шестой категории сложности, где фокус с таким примитивным плотом не прошел бы. Итак, плот сделан. Пока мы перетаскиваем вещи, привязываем веревки, Володька, с детства бредящий морями-океанами, ставит мачту и крепит на ней наш давний флаг — белое полотно с синим диагональным крестом. И вот, уложившись, сталкиваем «судно» в воду. Все, река приняла нас! Удивительное чувство первых минут сплава, неповторимое чувство перехода из одной стихии в другую! И легкое покачивание бревен под ногами, плеск и запах воды, медленно плывущие назад берега. Началось то, ради чего мы и шли — почти неделя сплава по нашей реке и связанные с этим бесконечные купания, загорания, песни под гитару — как на плоту, так и за полночь у костра! Последнее лето детства…

Рулить или, если точнее, давать ценные указания, как и куда плыть, конечно же, поначалу взялся папа. Он встал на корму с шестом и командовал Вовкой, который стоял спереди, куда тому рулить. Ха! Можно подумать, мы сами этого не знаем! Чай не впервой плывем-то! Впрочем, минут через тридцать папе этот процесс поднадоел, и он отдал шест мне, а командование судном — вот безобразие! — Вовке. Сам же он улегся на одно из бревнышек плота отдохнуть. Понаблюдав минут десять за нашими манипуляциями, он вскорости задремал, ну а мы принялись рулить. Впрочем, особых затруднений этот процесс не вызывал. Главное было не засадить плот на мель, а остальное — ерунда, пусть течение работает, пусть водичка сама нас несет!

В общем, плыли мы без хлопот, наслаждаясь пейзажами. Сначала река текла среди довольно пологих гор, сплошь покрытых густой тайгой. Примерно через часок сплава, а может, чуть поболе, река сузилась, и нас окружили могучие отвесные скалы. Они высились в зависимости от поворота реки то по левому, то по правому берегу. В таких местах у скал было очень глубоко, крутили водовороты, шест до дна не доставал. А над головами было синее глубокое небо без единого облачка, а по берегам «зеленое море тайги» и серо-коричневые скалы. Над всем этим таежно-речным великолепием сияло ослепительное солнце, летнее солнце Сибири. Красота!

Папа наш совсем разомлел под солнышком и довольно громко похрапывал. В один из моментов нам пришлось очень энергично поработать шестом, и я решил перебросить шест не сзади плота, а спереди, прямо над телом спящего родителя. Представьте себе те слова, которые папа высказал мне, после того как капли холодной водички с кончика шеста неожиданно пробежали по разогретому папиному животу! Минут через десять, когда папа наконец-то успокоился и, перевернувшись на бочок, снова стал похрапывать, я решил процедуру повторить. Нет, нет, что вы! Вовсе не для того, чтоб снова обрызгать его водой, а исключительно для убыстрения процесса управления плавсредством! Я специально шест вытянул подальше вперед, чтобы его кончик прошел за папиной головой, чтоб капли воды снова на него не попали. Ну, я так и сделал — вытянул руки с шестом, и он пошел так, как я и задумал, — гораздо дальше папиной головы. Но при подходе деревянной дубины, пардон, шеста, к означенной части тела родителя плот качнуло, траектория движения шеста причудливо изменилась, его кончик с размаху треснул прямо по затылку моего многострадального родителя. Раздался глухой удар, а следом короткий и яростный папин монолог. Он очень красочно высказал все то, что думает обо мне и моем умении управлять плотом, особо выделив мои ни фига не видящие глазки и немощные ручонки! Заодно досталось и речке с окружающей нас тайгой, а, заслышав жизнерадостное ржание моих, с позволения сказать, друзей, он заодно высказал и все, что думает о них тоже! И вот, пока все это происходило, плот со всего маху выскочил на отмель — островок посередине реки. Причем плот влетел туда с такой силой, что я от толчка упал да с размаху въехал локтем в папин живот. Ну а Володька бултыхнулся в воду, ободрав о камни ногу…