– Нет, это были не звезды. И, еще я слышал какие-то непонятные звуки.

– Кажется, я догадываюсь, что это были за звуки! – Гриффин покосился на Джордана и Жоли.

– Слишком о многом, я гляжу, ты начал догадываться! – резко оборвал его Джордан. – Никаких звуков не было – это просто у тебя разыгралось воображение. И вообще, прекрати болтать о вещах, в которых ни черта не понимаешь!

– Тогда, – усмехнулся Гриффин, – чувствую, мне вообще придется не раскрывать рта: о чем бы я ни говорил, у тебя один ответ – что я в этом ни черта не понимаю!

– Извини, – несколько смягчился Джордан, решив, что действительно зашел в своем недовольстве слишком далеко.

– Прощаю, – кивнул Гриффин. – Кстати, не пора ли подумать о ночлеге? Я весь день только и делал, что тянул за узду этих проклятых мулов – плечо и рука так затекли, что уже их не чувствую!

– Хорошо, – согласился Джордан. – Как, Эймос, ты смотришь на то, чтобы отдохнуть?

Негр, прищурившись, смотрел на огромный красный шар заходящего солнца.

– Я не прочь, – наконец произнес он. – Но если вы это делаете только ради меня и из-за моей раны, то я уже вполне здоров и не нуждаюсь в послаблениях.

– А я нуждаюсь, – заявил Гриффин и слез с седла, изобразив на лице ужасную боль. – Что поделать – видно, я не так закален, как ты, Эймос.

– Неудивительно, – фыркнул негр, – ты еще молод! А уж 'мне-то, поверь, братишка, пришлось много чего повидать на своем веку!

Жоли улыбалась, слушая шутливую перебранку мужчин. Она занималась тем, что, расседлав мулов, стала расчесывать их свалявшуюся за время перехода шерсть. Эта работа была непростой – животные отнюдь не отличались покладистым нравом, и Жоли приходилось прикладывать много старания и проявлять огромное терпение, чтобы сладить с ними.

Сняв шляпу, подаренную ей Гриффином, она вытерла пот со лба рукавом рубахи, в которую снова была одета. Немного прихрамывая, Жоли подошла к костру, на котором Эймос готовил ужин. Как это обычно бывает в пустыне, к ночи значительно похолодало, и Жоли села поближе к огню.

– Как вкусно пахнет! Что это? – спросила она, откидывая волосы со лба.

– Guuchibik'a,bandijuuli,beeskants'udze… – ответил негр и лукаво подмигнул.

– Что? – переспросил Гриффин, подходя ближе. – Я не собираюсь есть всякую там стряпню апачей!

– Ты хотя бы знаешь, о чем мы говорим? – с улыбкой спросил Эймос.

– Какие-нибудь жареные луговые собачки или паштет из кактусов! Сами ешьте, коли вам охота!

Жоли и Эймос разразились гомерическим хохотом.

– Что смешного? – обиделся Гриффин.

– То, что ты принял за паштет из кактусов, – объяснил Эймос, – на самом деле печенье и бобы с подливкой. Или и это для тебя слишком экзотично?

– Я-то откуда знаю, что вы там готовите? – снова недовольно пробурчал Гриффин. – Не удивлюсь, если однажды вы сварите бизонье дерьмо!

– А что, это мысль! – ухмыльнулся негр и подбавил в котелок с кипящими бобами муки для вкуса. Вытерев руки о свой не очень чистый передник, он добавил: – Дерьмом, конечно, я кормить тебя не буду, но когда-нибудь, пожалуй, сварю 'ich'ii'. Посмотрим, как тебе это понравится.

– Не думаю, что понравится. У этих плодов такой мерзкий вид…

– Ты, должно быть, – перебила его Жоли, – подумал об 'iigaai – плодах юкки, о которых я тебе вчера рассказывала. А Эймос говорил об 'ich'ii' – бычьих кишках.

– О Господи! – Гриффин картинно воздел руки к небу. – Я, наверное, никогда не выучу этот чертов язык апачей!

– Выучи сначала английский! – проворчал Джордан, подходя к костру и садясь рядом с Жоли. – Прежде всего ты должен закончить школу.

– К черту школу! – заявил Гриффин и вальяжно разлегся на земле. – Чего я там не видел? Снова киснуть за партой? Путешествовать куда интереснее!

– Я смотрю, – усмехнулся Джордан, – ты уже успел забыть о своем обещании!

– Что за обещание? – поинтересовалась Жоли.

– Джордан сказал, что берет меня с собой лишь на том условии, что осенью я вернусь в. школу, – огорченно вздохнул Гриффин. – Пришлось согласиться – иначе он отправил бы меня, домой первым же поездом.

– Как бы то ни было, ты дал обещание, – подытожил Джордан и, помолчав, спросил: – Тебе помочь, Эймос? Твоя рука, должно быть, еще болит?

– Спасибо, я, кажется, уже говорил, что здоров. Со сковородой я сам управлюсь, ты лучше достань пока тарелки.

Вскоре все четверо с аппетитом ужинали, любуясь красотой закатного неба. Вот уже зажглась первая звезда – крупная, яркая, ярче, чем бледноватый ломтик луны…

– Смотри, Жоли, звезда! – восхищенно воскликнул Гриффин. – Когда увидишь первую звезду, можно загадать желание – и оно непременно сбудется…

– В самом деле? – удивилась девушка, никогда не слыхавшая о такой примете. – Непременно загадаю!

– Только не произноси вслух – иначе не сбудется! – предупредил Гриффин, заметив, что Жоли собралась уже громогласно поведать всему миру о своем желании.

Впрочем, и без того все вокруг догадывались, какое желание загадает Жоли. Нежный взгляд, устремленный на Джордана, был красноречивее всяких слов.

– Интересно, что она загадала? – Хитро прищурившись, Эймос посмотрел на Джордана и Гриффина. – Вы, кстати, тоже можете загадать.

– Непременно! – откликнулся Гриффин, а Джордан промолчал.

Жоли смотрела на звезду, нервно теребя прядь волос. Загадать желание – хуже не будет, а вдруг поможет? Если Джордан не замечает ее любви, может быть, стоит прибегнуть к колдовству? Встреча их назначена им самой судьбой – Жоли знала об этом с того самого момента, когда впервые увидела этого высокого сильного белого мужчину. Просто 'indaa', по-видимому, не так быстро соображают, как ее соплеменники, – должно быть, потому, что придают слишком много значения мелочам, не умея проникнуть в сущность вещей.

– Жоли, – прервал вдруг ее раздумья голос. Гриффина, – не хочешь перекинуться с нами в покер?

– Может быть, не стоит? Ты, Гриффин, итак слишком ее испортил, – проворчал Джордан. – Мало того что научил ее всяким нехорошим словам и песенкам, за которые твоя мамаша задала бы тебе ремня, теперь еще и учишь азартным играм?

– А что в этом плохого? – нисколько не смутившись, спросил паренек. – Держу пари, наша Жоли обыграет любого в два счета!

– Уж меня-то ей в жизнь не обыграть! – самодовольно заявил Эймос. – Готов спорить с кем угодно! Ставлю пять долларов.