распространиться по телу. Практик крепче прижал Лань к себе, обвивая рукой ее талию. У него перехватило дыхание, когда она ответила, уткнувшись лицом в изгиб его плеча и положив руки ему на спину.

Когда Цзэнь взглянул на мо, его разум стал острым, как лезвие меча. Он понял, чего не хватало в его Рассеивающей печати. Хотя Цзэнь не думал, что когда-нибудь снова сможет познать покой, радость или любовь, в этот самый момент он испытал неистовое, очень близкое к этому чувство.

Долг тех, у кого есть сила, – защищать тех, у кого ее нет.

Цзэнь наклонил голову, коснулся щекой виска Лань, мягких прядей ее волос. Он чувствовал, как от учащенного дыхания поднимается и опускается ее грудь, ощущал биение ее сердца напротив своего.

Эта девушка доверила ему свою жизнь.

Понимание этого было подобно удару молнии, пробежавшему по его венам, воспламенившему его.

Цзэнь нарисовал печать. На этот раз ци, подобно великой, неизменной реке, потекла в Ночной Огонь с кончиков его пальцев. По лезвию опускалось раздваивающееся по центральному гребню мерцание: одна половина его темнела, другая светилась.

Когда мо прыгнул на них, Цзэнь поднял свой меч и почувствовал, как кончик вонзился в грудь демона.

Рассеивающая печать растеклась по телу демона и начала гореть.

Эффект был мгновенным. У Цзэня возникло впечатление, что выцветшая картина снова обретает краски. Сморщенная кожа, ставшая синевато-зеленой от гнили, вновь была гладкой и полной жизни, с приятным бронзовым оттенком; грязные и окровавленные одежды сменились гладкой, как шелк тканью; озлобленное рычащее лицо демона исчезло, пока они не увидели безмятежного красивого мужчину. Он был одет в светлый школьный халат с вышитыми по краям желтыми и оранжевыми облаками. У мужчины были длинные черные волосы, гладкие, как мазок чернил.

У Цзэня перехватило дыхание, когда он увидел пояс призрака, свидетельствующий о его статусе.

Старший мастер. Ядром этому мо служил мужчина, когда-то бывший Старшим мастером Школы Сжатых Кулаков.

Цзэнь отошел от Лань и вложил свой меч в ножны. С комом в горле он опустился на колени, прижимая ладони к земле перед собой, и произнес:

– Старший мастер.

Мужчина, точнее эхо его души, склонил голову, и, не говоря ни слова, начал исчезать. Бледный свет тускнел, пока оставшиеся от него искры не унес прочь порыв ветра, а после не осталось вообще ничего, кроме тишины давно ушедших времен.

Цзэнь, распростертый у ног души, освобожденной от оков этого мира, не двигался. Жгучие слезы много раз замерзали в его груди, так и не пролившись. Взамен они рождали бездну гнева.

Всему виной были элантийцы.

Кто-то мягко прикоснулся к его плечу, послышался голос, напоминающий перезвон серебряных колокольчиков.

– Цзэнь?

Практик выпрямился. Лань посмотрела на него с настороженным выражением лица, а потом спросила:

– Он… он был демоническим практиком?

– Да, – хрипло ответил он.

– Шаньцзюнь сказал мне, что чтобы позаимствовать силу демона, нужно отдать что-то взамен, – тихо сказала она. – Обычно речь идет о части физического тела. Но как… как этот Старший мастер стал демоном?

Хоть ему и было противно говорить об этом, но он все равно ответил:

– Как правило, часть физического тела в качестве оплаты берут низшие демоны. Но могущественные требуют чего-то более ценного. Что-то, способное внести вклад в их энергетическое ядро и увеличить их силу, заземляя тем самым в этом мире. – Цзэнь закрыл глаза. – Этот мастер, должно быть, продал свою душу демону и привязал их обоих к этому месту. Так он и демон слились в одно целое.

– Мы должны продолжить поиски, – мягко сказала Лань. Когда Цзэнь снова открыл глаза, он обнаружил, что девушка смотрит на него. – Этот мо… он был Старшим мастером этой школы. Раз он привязал свою душу к этому месту, превратив ее во что-то столь… столь извращенное… – Она вздрогнула и отвела взгляд. – Должно быть, он пошел на такие меры, чтобы защитить что-то действительно ценное. Очевидно, он не хотел, чтобы это попало в руки элантийцев. – Она помолчала, после добавив еще тише: – Возможно, моя мать умерла ради этой же вещи.

Цзэнь посмотрел на пустой стул. Подумал о печати, написанной кровью на земле, о деревне, превратившейся в руины. О серебряной манжете с выгравированным знаком элантийских магов, что лежала в его сумке.

У практика возникло ощущение, что за всем этим кроется нечто большее. Внутренний двор был полон многослойных потоков ци, вплетенных в печати, некоторые настолько древние, что впитались в сам фундамент домов и почву; другие же более новые, мягко пульсирующие.

Цзэнь достал из своего шелкового мешочка три палочки благовоний. Он зажег их, быстро начертив печать. Свет и сладкий дым стали приятной заменой давящей темноте.

Лань и Цзэнь пошли в противоположном от дыма благовоний направлении, к западной пристройке. Дверь, старая, скрипучая, с облупившейся краской, была заперта.

Встав перед ней, Лань прижала палец к деревянной поверхности.

– Здесь печать, в основном состоящая из знака дерева, – пробормотала она и посмотрела на Цзэня, как ученица, ожидающая одобрения учителя. – Дерево и металл. Они сплетены вместе в сложный узор. Инь и ян… сбалансированы.

Цзэнь постарался не показывать своего удивления. Обычно ученику требовались месяцы медитации и тренировок, чтобы начать различать элементы в окружающем его ци, и цикл-другой, прежде чем он мог изготовить самую простую из печатей. Для того, кто узнал о существовании практики всего несколько недель назад, видеть следы печатей, не говоря уже об их составе и узорах, было просто поразительно.

– Верно. А теперь смотри, как я ее открою. – Цзэнь прикоснулся пальцами к ее ладони, пока Лань неподвижно стояла, внимательно следя за его действиями. Он спросил: – Как думаешь, из какой комбинации элементов можно создать ключ к этой печати?

– Согласно циклу разрушения между стихиями, – сразу же ответила она, – огонь плавит металл, а металл рубит дерево. Если я создам полную противоположность этой печати и использую огонь и металл, чтобы разрушить решетку из металла и дерева, это сработает?

– Это один из способов, но есть и другие. На первый взгляд выполнение печатей может показаться наукой, но чем дольше ты учишься, тем больше это напоминает форму искусства. – Цзэнь накрыл руку Лань своей, стараясь не зацикливаться на ощущении ее кожи. – Направь ци. Я помогу тебе нанести черты.

Было сродни чуду чувствовать энергии, которые она призывала с невероятной точностью, будто вытягивая нити из гобелена. Они нанесли печать, штрих за штрихом, пока не заключили все в круг.

Печать сверкнула серебром, прежде чем раствориться в двери. Резьба под окнами с духовными ширмами[14] стала ярче, изображенные облака, животные и растения