из клуба, рука об руку с Александром, единственной твердой силой, удерживающей меня, когда переигрываю эпическую ночь, которую только что пережила. Вино заставляет меня чувствовать себя свободно, и я напеваю последнюю песню, которую играла группа Blue is Green Майлза Дэвиса, всю дорогу до машины.

— Похоже, вечер удался, — говорит Мерфи, глядя на мою ленивую, довольную улыбку.

— Самый лучший вечер на свете. — Я крепче сжимаю руку Александра и поднимаю глаза, чтобы увидеть, что он сердито смотрит, как будто застрял в собственной голове, обдумывая то, что я сказала ранее. Так не пойдет. Я приподнимаюсь на цыпочки, потянув его за руку, чтобы поднести свои губы к его уху. Вместо того чтобы что-то прошептать ему, я высовываю язык и облизываю его щеку. Его хмурое выражение лица трескается, и он смотрит на меня с удивлением. Я улыбаюсь так, что, надеюсь, это выглядит соблазнительно, а не небрежно. Его глаза останавливаются на моих губах. — Хотела посмотреть, так ли ты хорош на вкус, как пахнешь.

Он хмурится и отпускает меня, чтобы усадить на заднее сиденье машины, в то время как Мерфи пытается скрыть свою ухмылку.

Александр забирается в машину, вытирая щеку, которую я лизнула.

— По крайней мере, ты больше не задумчивый.

Его взгляд падает на меня.

— Я вовсе не задумчивый.

— Так и было. — После того, как я уронила бомбу со словом на «л», он выглядел так, будто его затянули в корсет на два размера меньше — жесткий, неуютный и задумчивый.

— Я хорошо провел время сегодня вечером, — говорит он, и слова звучат так, как будто его учили, что это правильные слова, которые нужно говорить после свидания, независимо от того, чувствует он это на самом деле или нет.

— Послушай, я знаю, что происходит. Это из-за слова на «л», которое я обронила ранее. Это просто вырвалось, ясно? Знаешь, что еще я люблю?

Мужчина вздрагивает при этом слове.

— Красную лакрицу. И не спрашивай меня, почему. Я не знаю. Я все еще пытаюсь понять, какой это вкус, но съем целую коробку и не буду чувствовать ни малейшей вины. А также люблю полотенца, все еще горячие из сушилки. Люблю весну в городе. И запах дизельного топлива смешанного с океанской водой. И мне нравится ощущение, когда пишешь хорошей качественной шариковой ручкой по бумаге.

Он, кажется, совершенно сбит с толку моим списком.

— Не зацикливайся на этом слове, Гризли. — Я утыкаюсь ему в плечо. — Для такого большого парня ты легко пугаешься.

— Я не испугался. — Он искоса смотрит на меня с намеком на улыбку.

Я кладу голову ему на плечо.

— Забудь слово на «л», я действительно хорошо провела время сегодня вечером.

Александр прижимается губами к моей макушке.

— Это еще не конец.

Я усмехаюсь про себя.

— Надеялась, что ты это скажешь.

Понятия не имею, как мы попали из задней части внедорожника в пентхаус, потому что мои глаза были закрыты. Мы целовались в машине, а затем через вестибюль, набросились друг на друга, как животные в лифте, и он понес меня внутрь, все еще прижимая свои губы к моим.

Пинком закрыв дверь, он опускает мои ноги только для того, чтобы прижать меня спиной к стеклу. Мужчина наклоняется, чтобы закинуть мою ногу себе на бедро, а затем делает то же самое с другой. Мое платье задрано вокруг талии, я сжимаю лодыжки и держусь, пока он прижимает меня к двери.

Его рот отрывается от моего только для того, чтобы скользнуть по моей челюсти к уху. Он тяжело дышит мне в кожу.

— Слишком много одежды.

Он покусывает мочку моего уха и зубами тянет за дорогую ткань моего платья. Мне так жарко, что даже все равно, если бы он сорвал с меня эту штуку. Мои губы находят его, и мы целуемся так, словно оба изголодались по этому поцелую. Мужчина удерживает меня на месте своими бедрами и откидывается назад достаточно, чтобы задрать мое платье. Наши губы разъединяются только для того, чтобы снять его через голову. Он снова целует меня, в то время как его рука сжимает мою грудь в доминирующей хватке. Одна бретелька спадает с моего плеча, и он опускает ее вниз своим ртом, целуя и облизывая мою кожу, прикусывает мой сосок.

Я задыхаюсь, когда жар достигает моей чувствительной кожи, и всасывание заставляет мою спину выгибаться от стены. Он переходит к другой груди, чередуя облизывания и посасывания, от чего у меня кружится голова.

— Пожалуйста, — умоляю я, даже не знаю, о чем именно.

Глубочайшее желание освобождения, которое может дать только он. Мучительная потребность исследовать его обнаженное тело руками, губами, языком. Меньше одежды. Больше места. Больше времени. Я закрываю глаза от напоминания о том, что Александр не ищет ничего долгосрочного, и заставляю себя оставаться на якоре в этом конкретном моменте.

— Кровать.

— Не могу, — рычит он у моего соска, прежде чем зажать его зубами.

Я тянусь к его рубашке и трясущимися руками начинаю расстегивать пуговицы. Он хватает меня за задницу и поворачивается, чтобы отнести на диван. Укладывает меня, и его взгляд из-под тяжелых век скользит от моего рта к моим грудям, задерживается на моем пупке, и глаза вспыхивают, когда останавливаются на крошечном черном кружевном треугольнике между моими ногами. Он хватается за ворот рубашки и быстро расстегивает каждую пуговицу. Открыв рот, я наблюдаю, когда он бросает ткань на пол, обнажая свой торс. Мои ладони зудят от желания потереться о темные волосы на его широкой груди.

Мужчина тянется к поясу.

— Подожди. — Я сажусь и смотрю ему в лицо. — Позволь мне.

Я просовываю палец ему за пояс и тяну к себе между раздвинутых коленей.

Александр не сводит с меня глаз, пока я снимаю с него ремень, и мне трудно сосредоточиться на чем-либо, кроме огромной выпуклости за молнией его брюк. Я касаюсь кончика его эрекции, расстегивая верхнюю пуговицу, и его бедра дергаются в ответ.

Стягиваю брюки и боксеры, заметив, что мужчина уже скинул ботинки. Его стояк толстый и тяжелый, и я облизываю губы в предвкушении.

Александр обхватывает мою челюсть одной рукой, а другой сжимает свою длину.

Его властное поведение в спальне чертовски возбуждает, но, когда мои бедра раздвинуты вокруг его икр, я не могу сжать ноги вместе, чтобы подавить боль. Он использует свою хватку на моей голове, чтобы приподнять мой подбородок, и я приоткрываю губы, когда он подносит кончик к моему языку.

Мы стонем в унисон при первом контакте, его горячая плоть прижимается к моему