она говорила про ханжество? Все правильно, самая жуткая вещь!

– Ой, славно как, славно! Добже… Ты хороший любовник, Денис!

– Да и ты…

– Ты спрашивал меня о Франтишеке Новаке…

– О ко-ом?

– Ну, тот франт в желтом галстуке.

– Ах, да!

– Так вот он – мужеложец, содомит!

– Вот так да-а! – Денис Васильевич по-настоящему удивился. – И что, вот прямо все об этом знают?

– Ну-у… – Данута покусала губу. – Если и не знают наверняка, то догадываются. О, он хорошего рода, этот пан Новак! Его все знают, он везде вхож… Правда, говорят, богатства все промотал. Но кому какое дело, правда?

– Правда-правда!

– Дразнишься?! А ну-ка… Я вот сейчас тебя укушу! А ну-у-у… Ага…

– Ой, ой! Отстань! Не кусайся, Дануся… Я вот тебя!

– И что ты сделаешь? – девушка томно облизала губы.

– Отшлепаю! Честное слово, отшлепаю. Честное гусарское слово…

Сказано – сделано! Перевернув панночку на живот, Денис шлепнул ее по ягодицам… таким пухленьким, притягательным, славным…

– Ну-у? – лукаво улыбнувшись, Данута подтянула коленки к животу, изогнулась, словно дикая кошка… – И что дальше?

– Сейчас увидишь… сейчас…

Дальше вновь было славно. Хороший, такой добрый секс с поглаживаниями, с пошлепываниями, со сладострастным стоном… Понравилось обоим, чего уж!

– Ой! А сюда никто не заглянет? – поздновато спохватился Дэн.

– Не заглянет. – Дануся погладила любовника по широкой груди и потянулась. – Это мои апартаменты!

– Твои?!

– Видишь ли, пани Марта, жена пана Яцека, моя родная тетка!

– А-а-а! – протянул Денис. – Вот оно в чем дело.

– Я у них живу, когда приезжаю в Варшаву. Частенько, да… Вообще же я скоро выхожу замуж! – Дануся оперлась на локоть – юная нагая одалиска! – Да-да, замуж. Я помолвлена с паном Каспером Валишевским, вдовцом. Ему шестьдесят два года, и он богат, как Крез!

– Поздравляю. Будешь наставлять ему рога?

– Буду, – спокойно согласилась панночка. – Но – в пределах приличий.

* * *

Как и было условлено, через пару дней Давыдов вновь встретился с великим князем. В целях конспирации Константин Павлович принял гусара не сразу, пришлось торчать пару часов в душной приемной, на радость тамошним сатрапам, особенно тому драгунскому ротмистру.

Наконец Денис все же вошел в кабинет:

– Ваше высочество, генерал-майор Давыдов…

– Полковник! – кивая на дверь, визгливо заорал цесаревич. – Сколько раз вам говорить, господин Давыдов? Вижу, вам наплевать на мои слова! Что? Что вы вообще хотите? На фронт? Хм… Садись! Берите перо, пишите… Излагайте свою просьбу. И попрошу – безо всякой партизанщины!

С этим словами великий князь препроводил гусара к окну и понизил голос:

– Ну что? Удалось хоть кого-то выявить?

– Работаем, – скромно промолвил Дэн. – Я бы хотел спросить вас кое о чем, ваше высочество… уж простите мне мою наглость.

– Спрашивайте, чего уж… – Константин Павлович махнул рукой.

– До вас ведь всем польским хозяйством управлял граф Аракчеев?

– Управлял, – неожиданно хохотнул цесаревич. – И, как всегда, железною рукой. Больше вреда наделал, нежели пользы! Это ж Польша! Известные российские ненавистники. Здесь с наскока рубить нельзя, осторожнее нужно. Нет, ты представляешь, Денис Васильевич! На основании одного лишь доноса при Аракчееве поляки могли быть подвергнуты ссылке! Между прочим – безо всякого суда. Я это отменил… и царственный братец мой в этом меня понимает. Сейчас налоги сократим, постои облегчим… Целую польскую армию формируем! Ну, пусть не армию – корпус. Командовать будет Домбровский. Слыхал о таком?

– Слыхал, ваше высочество.

– Еще кодекс, законы дадим полякам… И… – Тут Константин Павлович приложил палец к губам. – Возможно, Конституцию и парламент – сейм! Да-да, ты, Денис Васильевич, не ослышался. Именно Конституцию и сейм! В России-матушке еще ничего подобного нет, а в русской Польше – будет! Вот так-то. Вот такие, брат, дела.

– И дела, я так понимаю, секретные… – покивал Дэн.

– Секретные, да… Да все документы секретные… Ты не забывай, в Вене идет конгресс! Я почти каждую неделю туда езжу, уж приходится! Польский вопрос там один из самых скользких. А документы – вот…

Подойдя к стене, великий князь отодвинул плотную, загораживавшую угол портьеру и с гордостью указал на большой ящик, обитый, похоже, сталью и выкрашенный в светло-голубой цвет.

– Знаешь, что это такое?

– Похоже на несгораемый шкаф, – улыбнулся гусар.

– Сам ты, Денис Васильевич, шкаф! – Константин Павлович расхохотался, отчего круглое и курносое лицо его раскраснелось и стало похоже на простецкую физиономию какого-нибудь крестьянина или извозчика.

– Эта штука называется английским словом – «сейф»! – гордо промолвил цесаревич. – Недавнее изобретение! Обшит сталью. Не горит, не проламывается, ну и хрен откроешь. Ключи – только у меня и у Новосильцева.

Давыдов лишь скептически ухмыльнулся:

– Не хочу пугать, ваше высочество, но к любому замку можно подобрать ключ. Имеются, знаете ли, умельцы.

– Какие еще, к черту, умельцы?!

– Всякие, – без особого почтения отрезал Денис. – Можно поближе взглянуть?

– Ну… да… Да, конечно.

Подойдя к сейфу, Денис с собственной пышной шевелюры вырвал пару волос, совсем как старик Хоттабыч с бороды. Вырвал, обернулся:

– Клея нет?

– Клея? – обескураженно переспросил великий князь. – Так в канцелярии, верно, имеется… Эй, вы там! – Цесаревич подошел к двери, распахнул. – Клей сюда дайте! Ага… Ну вот тебе клей. Пользуйся!

Вежливо поблагодарив цесаревича, Давыдов аккуратно приклеил волоски прямо на сейф, снизу и сбоку, соединив бока и дверцу. Вышло хорошо, незамет-ненько…

– Так вы, ваше высочество, теперь когда в Вену?

– Через два дня. Ах, черт побери, как не хочется-то! – ответив, посетовал Константин Павлович. – Не хочется, а надо. Государственные дела, корова их забодай!

* * *

Цесаревич вернулся во дворец через три дня, в субботу, и уже в понедельник с утра непонятный генерал-майор Давыдов, как обычно, в числе других просителей сидел в приемной собственной его высочества канцелярии, к вящей радости тамошних прохиндеев.

Как всегда, обсуждали последние газетные сводки. О Наполеоне, о ком же еще?

– Нет, вы только послушайте, господа! – потряс газетой лощеный чиновник в синем вицмундире с владимирской звездой. – Узурпатор назначил маршала Даву генерал-губернатором Парижа! А Коленкура – министром иностранных дел.

– А в Вандее, между прочим, восстание, господа! – не преминул заметить кто-то из записанных на прием просителей.

– Ох уж эта мне Вандея! – Важный старик с седыми клочковатыми бакенбардищами погрозил пальцем неизвестно кому. Наверное, Наполеону. – В Вандее, господа мои, всегда бунтовали, м-да-а. Вандея бунтовать лю-убит.

– Бонапарту, похоже, война не нужна, – скромно заметил сидевший рядом с Денисом полковник-артиллерист. – В газетах – воззвание узурпатора ко всем представителям европейских держав. С уверениями о мире!

– Наполеон – и мир? – Денис Васильевич не удержался и хмыкнул. – Верится с трудом.

– Но ведь газеты пишут!

– Пишут… – развел руками Давыдов. – Только ведь еще римляне в древности говорили: «Хочешь мира – готовься к