Лариса сразу делано прищурилась:

– Так вот почему ты меня вечно пытаешься поцеловать в каждом укромном месте?

Ее супруг обезоруживающе улыбнулся и развел руками, тогда как его друг не успокоился:

– А Лариса притворяется влюбленной из-за желания попасть в состав такой группы археологов, где есть в списке даже такая всемирно знаменитая фамилия, как Пузин.

– Да-а… – протянул Броди, оценивающе оборачиваясь на своего товарища. – А ведь и в самом деле знаменитая личность! – И вдруг снова обернулся к Ларисе: – А давай его сбросим в воду? Пусть освежится!

– Давай! – последовал моментальный ответ.

– Ну вот, – сразу погрустнел Карл. – Сразу видно: правда глаза колет. Я им открыл правду, а они меня вместо благодарности топить собрались. Да еще в таком месте, где и тушки для похорон не останется.

Сидящая прямо перед друзьями Люсия вмешалась в разговор:

– Не бойся, маленький, это они так шутють! Да и я тебя в обиду не дам.

Первая лодка уже втягивалась в сужающийся туннель, выводящий из озера, когда Лариса прекратила взаимные подколы резонными вопросами:

– Почему ожившие утопленники не спешат опять побывать в прежней стихии путешествия разума?

– Вот тут у меня есть одна догадка, – отозвался Броди. – Шейх Аль-Гиманди мне пожаловался, что триумвират забрал у него весь бетель. Именно эту траву они и жевали так усиленно. Значит, организмам чего-то не хватает.

– И главный бедуин так легко расстался со своими припасами?

– Попробовал бы не согласиться! Но мне потому и жаловался, что надеется на компенсацию. Только суть не в этом…

– Я поняла, – перебила его Лариса. – Помимо этого молчания про бетель они ни единым словом не обмолвились об основных секретах самого погружения. Не странно ли это?

– Очень странно! – согласилась Люсия первой. – Могли бы и нам предложить испытать ни с чем не сравнимые ощущения. Я без раздумий готова на первое испытание.

– Оно тебе надо? – сразу напрягся Пузин. – Вечно ты – самая запуганная и боязливая, но умудришься вляпаться в крайние неприятности и влезть туда, куда бы никто и не догадался.

– И неправда! – попыталась возразить представительница прессы, но была остановлена решительным жестом руки:

– Лучше помалкивай, а то начну читать весь список, о котором наши друзья еще не знают, но начну с твоего недавнего провала в древнюю канализацию…

За что тут же получил от опытного корреспондента полный комплект подходящих синонимов:

– Извратитель действительности, предатель, двурушник, женоненавистник…

Благо, лодка как раз причалила к месту выхода и все стали интенсивно выгружаться на берег, так что ответные ворчания Пузина вызвали только добрые улыбки:

– Женоненавистник? Хм! Это оттого, что я люблю только одну? А мне значит, надо любить всех? Ладно, я могу и попробовать.

С этими словами он подтолкнул лодку с улыбающимся практикантом в обратный путь. А потом вскинул баллоны с воздухом и рюкзак на плечи, гордо распрямился и выдал патетическую фразу:

– Но когда ты с горькими слезами придешь просить меня о прощении – станет слишком поздно! Я уже буду любить не только тебя…

Придумывать религию, особенно новую и отвечающую всем задуманным требованиям, оказалось невероятно сложно. Пятеро создателей теперь собирались каждый день, сводили свои предложения воедино, а потом долго и отчаянно спорили про каждую деталь своего совместного творения. К сожалению, таких деталей оказалось невероятное множество. Одно слово выпадало из общего контекста, другое не подходило из-за двусмысленного звучания, третье не соответствовало конечному результату, а некоторые могли просто-напросто не выдержать испытания временем. Ко всему прочему, каждое измененное слово частенько искажало смысл рядом стоящих, меняя суть всего предложения, а порой тянуло за собой пересмотр или переделку полного абзаца. В результате приходилось в другом абзаце давать краткое пояснение сказанному более простыми словами, чтобы впоследствии никто не мог извратить основной смысл.

В итоге через месяц, когда астроном Юран Гердако подтвердил незыблемость прежних расчетов, все окончательно смирились с точкой основного летоисчисления: от года нынешнего до года последнего – сто семнадцатого. Именно на такой срок и старались рассчитать и ввести во все сферы жизни новые религиозные постулаты. Одновременно с этим определением с резкой критикой затянувшихся обсуждений выступил Даниэль Баругви. В неисчислимых местах требовалось личное присутствие главнокомандующего, не говоря уже об отсутствии для него полноценного отдыха. Одним словом, тридцатидвухлетний генерал больше терпеть не смог:

– Прошу освободить меня от ежедневных обсуждений. У меня для этого нет ни времени, ни возможности, ни желания. Чем дольше мы тут сидим и рассуждаем, тем толще становится предполагаемая книга религиозных догм и нравоучений. Сначала у нас было три страницы текста, потом шесть. Затем к ним дописано сорок шесть, и впоследствии ко всему перечисленному добавлено более ста страниц только одних «Основных пояснений». Прошу меня простить, но это полный абсурд! Я не в том смысле, что этого делать не надо, а в том, что нельзя до такой степени классифицировать каждый жест или кивок в новом учении. Уже сейчас получается, что более подробные «Пояснения к объяснениям» у нас займут объем толстенной книги. Это нам надо?

– Ох! Не трави душу, – скривился Бензик. – Если бы мы знали о таком количестве толкований каждого конкретного предложения…

– Так что ты предлагаешь? – более конкретно отозвался Донтер.

– Да то, что все остальные детали вашего Священного Писания предлагаю доработать со временем. Все равно типография заработает не скоро и полный текст увидит свет хорошо если через год. Значит, надо сейчас сосредоточиться только на одном: выдать народу текст самого «Откровения» и добавить к нему те основные постулаты, которые мы решили назвать заповедями. И все! Кому что неясно или кого начнут грызть сомнения, пусть приходят в храм, где два подготовленных первосвященника будут постепенно доводить до сознания остальные детали. К тому времени мы и разведку поставим на более подробный, так сказать, бытовой уровень и сможем со всей силой влиять как на сомневающихся, так и на противников новой религии. С помощью путешествий разума мы можем запугать и поставить на колени кого угодно. Что нам и требуется. Напоследок обещанная всем свобода после катастрофы только настроит людей на нужный лад – и они с большей радостью воспримут свое спасение после Второго Пришествия.

Даниэль замолк, обводя всех решительным взглядом и предлагая оспорить свое мнение. Но, кажется, ежедневные словопрения и так всех утомили. Особенно капитана, который порой вздрагивал от одного вида вороха бумаг, заваливающих стол в комнате заседаний. Поэтому он не просто согласно покивал, но и подвел общий итог. Хотя и начал с сожаления: