Небольшая улыбка смягчила его рот и добавила теплоты его глазам.

— Получается, что именно ты следишь за моей безопасностью. Я благодарю тебя, Спутница жизни, за то, что моя безопасность всегда возглавляет список твоих приоритетов. Это показывает, насколько я важен для тебя, — он понял, что успешно покончил с любыми проявлениями неповиновения с ее стороны по вопросам безопасности. Если сейчас она волновалась о нем, то он просто купался в этом знании.

— Тебе так только кажется. У тебя невероятно высокое самомнение на свой счет, — она возмущенно фыркнула. Чтобы выхватить газету, ей пришлось достать руки из-под своих ягодиц: — Я просто не хочу предавать гласности, что такая важная шишка, как ты, была убита на моих глазах. Знаешь ли, мне надо думать о своей репутации.

— Коли речь зашла о репутации, то кто такой Дон Джейкобсон?

Она была поражена.

— Откуда ты узнал о Доне?

— Прошлым вечером ты разговаривала с ним по телефону, а поднявшись сегодня, думала о нем.

— От тебя невозможно ничего скрыть, я права? — ей не хотелось думать, как часто она предавалась мечтам о Люциане. Как правило, в такие мгновения, когда она думала о нем, смущенный румянец появлялся на ее лице.

Люциан не собирался сдаваться.

— Кто он?

— Я выросла вместе с ним во Флориде. До того, как Дрейк начал свои первые серийные убийства. А Тайлер всегда возвращается туда, где все началось. Для него это вроде ритуала. Он несколько раз повторял тренировочный курс, ночуя на открытом воздухе, играя в кошки-мышки с новыми новобранцами. Никто никогда не мог обнаружить его, да и он никого не убил там, но при этом оставлял свои знаки, как бы насмехаясь и говоря, насколько он умнее всех.

— Флорида на другом конце страны.

— Это не имеет значения. Он всегда начинает там. Я надеялась, что он все еще может находиться там, когда звонила Дону. Конечно, шансов было мало, но я должна была попытаться. Мы могли бы перехватить его в аэропорту или остановить его машину на пути сюда. Но не тут-то было. Дрейк уже осматривал твой королевский дворец, как ты и ожидал от него. Теперь же я должна остаться и защищать тебя от твоего собственного высокомерия.

— Я невероятно счастлив, что я такой высокомерный мужчина. Мне нравится, что у тебя есть причина «остаться и защищать меня», — Люциан потянулся и с утонченной мягкостью обхватил ладонью ее лицо. — Ты не ответила мне, кем этот парень, Дон Джейкобсон, является для тебя.

Его голос был тихим и сокровенным.

— Я не обязана оправдываться перед тобой.

Он сеял хаос внутри нее, растапливая ее как масло. Один взгляд на него, и она чувствовала себя слабой и неуверенной.

— Здесь становится жарко, — пожаловалась она, — ты включил отопление?

— Карпатцы могут регулировать температуру своих тел.

Она кивнула.

— Конечно, могут. И почему я не подумала об этом?

Люциан наклонился к ней, так что тепло его кожи проникло через тонкий материал ее блузки. Он отбросил ее платиновые пряди.

— У тебя действительно небольшой жар, — он нахмурился, проверяя ее лоб. Прикосновение к ее коже было чистейшим соблазном. Чем чаще он это делал, тем сильнее в этом нуждался: — Думай об ощущении прохлады, ангел, и она придет.

Она толкнула его в грудь. Как можно думать о прохладе, когда он стоит так близко к ней?

— Отойди, Люциан, и прекрати так смотреть на меня.

— И как же я смотрю на тебя?

— Ты знаешь как, — резко ответила она, сознательно схватив оставшуюся часть газеты, — уходи. Если еще раз дотронешься до меня, я разобьюсь на миллион кусочков.

— Я всего лишь хочу поцеловать тебя, — невинно пробормотал он, его голос был бархатисто-мягким и преднамеренно соблазнительным. Склонив голову, он своим теплым ртом прикоснулся к бешено бьющейся жилке на ее шее. Он почувствовал, как под его изучающим языком подпрыгнул ее пульс. Его пальцы ласкали ее кожу, отодвигали в сторону тонкий хлопок ее рубашки, проходясь пальцами по ее хрупким ключицам. Она напоминала ему атлас, невероятно мягкий. И сразу возросло его желание, острое и требовательное. Прижавшись к ней своим тяжелым телом, он заставил ее изящное тело откинуться на спинку кресла. Люциан одной рукой обхватил ее полную грудь, в то время как его рот властно завладел ее губами.

Он вдыхал ее, вбирал ее запах в свое тело. Под его блуждающими руками она была маленькой, но так идеально сложенной, чудом из мягкой кожи и шелковистых волос. Даже когда его тело предъявляло свои требования, мужчина чувствовал ее согласие, ее желание и готовность утолить его голод, он чувствовал ее усталость. Она все еще испытывала боль. Он должен был лучше заботиться о ней, такой маленькой, хрупкой и неопытной. Он оказался слишком требовательным к ней. Ей надо быть осторожнее, ведь он чуть было не потерял самообладание.

— Я сожалею, милая. Мне следовало бы быть более бережным с тобой, — он поцеловал ее в висок, потом провел рукой по ее шелковистым волосам: — Я могу вылечить тебя, — предложил он.

— Ты не причинил мне боли, Люциан, — сразу же запротестовала она, краснея при мысли о том, что он делал, от полученного ею удовольствия, — мне нравится, как себя чувствует мое тело. — Словно я принадлежу ему.

— Ты принадлежишь мне.

Ей нравилось это: интимность его бархатистого голоса, шепчущего ей в ее сознании. Тайный мир тепла и темноты. Она больше никогда не будет одна. Больше никогда не столкнется с монстрами в одиночку. Джексон знала, что когда она смотрит на него, в ее глазах сияют звезды, и это раздражало ее. Она отвела взгляд, делая вид, что находит газету более интересной.

Люциан тихо рассмеялся с чисто мужским весельем, обнаружив, что его женщина даже после многочасовых занятий любовью все еще сохраняет свою застенчивость. Длинные ресницы Джексон на мгновение поднялись, когда она окинула его обвиняющим взглядом, прежде чем вернуться к своему чтению. И почти сразу же заметила следующую статью, от чего ее тело замерло.

— Послушай вот это, Люциан. В своем доме застрелился Джеймс Этвотер. Он оставил записку, в которой сообщил, что больше не может больше существовать, после того, как по приказу Сэмюэля Т. Барнса, забрал такое огромное количество жизней. Он фактически дал показания против Барнса. Но я ни за что не поверю, что у него внезапно проснулась совесть. Он не из таких. Должно быть, в их рядах идет чистка, а эти ребята наверняка совершили ошибку, и какая-то важная шишка приказала их убрать. Кто бы ни убил их, он проделал большую работу, чтобы коронер[15]посчитал их смерть естественной, несчастным случаем и суицидом. Именно из-за связи Барнса с Этвотера, я вышла на первого, а последний был профессиональным убийцей.