— Не знаю, что буду делать, если с тобой что-нибудь произойдет, Люциан.

Он поднес ее руку к своим теплым губам.

— Ничто не сможет причинить мне вред, ангел. Отправляйся в участок, где безопасно, и позволь мне сделать эту небольшую работенку для тебя.

— Дрейк стал другим, Люциан. Я не знаю как, но это меняет все и делает его более непредсказуемым. Он монстр, настоящий монстр, со всеми навыками наших лучших солдат и с хитростью дикого животного. Наша помолвка, должно быть, совершенно свела его с ума.

— Он уже сошел с ума, — спокойно промолвил Люциан, преднамеренно позволяя своему голосу звучать на октаву ниже, чтобы он мог утешить и успокоить ее. Люциан проводил Джексон до припаркованной машины: — Я останусь с тобой до тех пор, пока не удостоверюсь, что ты находишься в безопасности участка, где никто не сможет причинить тебе боль. Потом мы отправимся за Барри.

— Ты должен поспешить, Люциан. Дрейк может преследовать его прямо сейчас, — она волновалась, но его голос оказывал тот странный, гипнотизирующий эффект, который заставлял ее чувствовать, что все будет в порядке.

Дэрил Смит прочистил горло, решительно настроенный запротестовать. Он допустил Люциана Даратразаноффа на место преступления, потому что Джексон явно нуждалась в нем, но позволить ему очутиться в эпицентре затруднительной для полиции ситуации — это чересчур. Но что-то опасное было в Люциане, что-то могущественное, и это были не его деньги. Его глаза были слишком наблюдательными, лицо слишком спокойным. Смит откровенно опасался отказать этому мужчине в чем-либо.

Даратразанофф повернул голову в сторону капитана, словно читая его мысли.

— Конечно, вы хотите, чтобы Антонио и я поехали с вами, — спокойно сказал он, его голос был так тих, что Смит едва его слышал, но, тем не менее, сказанные Люцианом слова проникли глубоко в душу капитана. Ему было необходимо, чтобы Даратразанофф поехал с ними. Было чрезвычайно важно, чтобы он находился там.

— Да, конечно, мистер Даратразанофф, — согласился капитан.

— Пожалуйста, зовите меня Люциан, — почти рассеянно проговорил тот. Все его внимание опять было сосредоточено на Джексон, единственной персоне, которая была действительно важна для него.

Люциан придержал для нее открытую дверь. Он намеренно проводил ее до той машины, водителем которой был офицер искренне сочувствующий ей в своем разговоре с другими стражами правопорядка. Это была мелочь, но ей не было никакой необходимости чувствовать себя неуютно с коллегами, которые втайне побаивались появляться рядом с ней на публике или которые обвиняли ее в действиях, совершенных Тайлером Дрейком.

Джексон держала голову прямо, ее лицо превратилось в ничего не выражающую маску. Вспышки от телекамер сверкали со всех сторон. Она не посмотрела ни на одну из них, садясь в машину.

Антонио и Люциан сели по разные стороны от нее, эффективно заслоняя ее, защищая от любопытных взглядов. Девушка прижалась к Люциану, к теплу его тела, к теплу его сердца.

— Мы найдем его, сладкая.

— Но их мы никогда не сможем вернуть назад, я права? — слезы наполняли ее голос, ее мысли, ее сердце.

Люциану захотелось зарыдать вместо нее. Она не заслужила этого. Она была такой юной и полной сочувствия, полной противоположностью того, кем был он. Монстры приходили не за ним, они хотели ее. Как люди, так и карпатцы, они желали Джексон. Он не вдавался в подробности, рассказывая ей о вампирах, потому что на нее и так давило чувство вины. Но вампиры в своем прошлом были карпатцами, которые предпочли потерять свои души после столетий мрачной безысходности. И также как и мужчины-карпатцы, ищущие своих Спутниц жизни, вампиры обыскивали человеческие ряды в поисках таких женщин, как Джексон. Ее присутствие на этой территории привлекало их.

По своей природе вампиры являются одиночками, не доверяющими никому, тщеславными, жестокими, дикими. Они не способны на верность, хотя иногда объединяются в надежде избежать или наоборот — уничтожить охотника в той или иной местности. В остальное время Мастер вампиров, самый древний и самый опытный, просуществовавший в качестве немертвого на протяжении столетий, берет в подмастерье более молодого, только что обращенного вампира. Он использует его для черной работы, в качестве пешки, которой можно пожертвовать, в качестве передового в достижении своих конечных целей. Своим одиноким существованием Джексон привлекла внимание более чем одного вампира на данной территории.

Люциан поймал и уничтожил трех таких вампиров, которых люди ошибочно принимали за серийных убийц, прежде чем заявил о своих правах на Джексон. Он обустроил свой дом, наблюдая за ней, выясняя, что ей нравится, а что нет, узнавая о ней все, что возможно, прежде чем решил приблизиться к ней. Если бы она узнала, что вампиры пришли в город из-за нее, то была бы решительно настроена покончить со своей жизнью, лишь бы защитить остальных. Он не мог позволить этому произойти. Узнай она всю правду, ее страдания стали бы намного больше, чем были в настоящее время, а он не мог поступить по-иному, кроме как защитить ее. Он был ее Спутником жизни и нес ответственность за ее счастье, здоровье и полную безопасность.

Люциан и Антонио проводили ее до дверей полицейского участка, открыли перед ней дверь и подождали, пока она не оказалась внутри.

— Оставайся внутри со всеми этими офицерами до тех пор, пока я не вернусь с Барри, — сказал Люциан, — и на этот раз, ангел, я ожидаю, что ты сделаешь так, как я прошу тебя. Мне не понравится, если вернувшись, я обнаружу, что ты покинула это безопасное здание.

— Я никуда не уйду, — заверила она, цепляясь за его руку, — просто постарайся, чтобы с тобой ничего не произошло. Или с Барри. Вернись с ним, Люциан.

— Обещаю, — он склонил голову, его рот нашел ее в неописуемой нежности, — я вернусь быстро.

Джексон, прижав обе руки к животу, наблюдала, как Люциан уходит прочь. Она чувствовала себя как никогда больной. Находясь рядом с Люцианом, она могла контролировать эти ужасающие ощущения, которые без него становились невероятно сильными. Потом девушка медленно побрела по знакомому коридору, взмахом руки отзываясь на приветствия пары своих коллег, которые сидели за своими столами, и отвечая другим, которые похлопывали ее по плечу и бормотали слова утешения.

Шум, стоящий у нее в ушах, отбойными молоточками отдавался в голове. Но она решительно продолжала идти, хотя создавалось ощущение, что ее стол находится за миллион миль от сюда, а ее ноги стали как ватные. Способность так остро слышать стала проклятием. Все ее коллеги-офицеры обсуждали убийства, она на каждом этаже могла слышать всевозможные разговоры на эту тему. Ей не хотелось этого… не хотелось знать, что люди думают об ее участии в этой кровавой бойне.

Хоть в глубине души Джекс и признавала, что большинство услышанного ею было словами доброты и сочувствия, но это не уменьшало ее боли. Она никогда ни у кого не искала сочувствия. Когда девушка села за свой стол, ее желудок снова сжался, и ощущение зла чуть не раздавило ее. Она знала о направленных на нее людских взглядах, коллеги были не в силах удержаться и не смотреть. Ей отчаянно хотелось остаться одной, рыдать и разбрасываться вещами, кричать, сидеть на полу в ванной и обнимать унитаз, ожидая, когда ее вырвет. Вместо этого она разложила перед собой на столе свои записи. Фотографиями она займется позже. Сейчас она была не в силах смотреть на них.