– Оттуда, что мы с тобой две половинки единогоцелого. Ты понимаешь, мы с тобой две половинки. Половинки, которые когда-топотерялись. Нас разлучили, поселив с совершенно другими людьми. Но мы не моглидруг друга не искать, иначе мы бы не были половинками. Когда мы соединяемся, топонимаем, что мы одно целое. Мы неделимы, и нас бесполезно делить. Мы невиноваты в том, что нас когда-то разлучили… И вообще, Ева, мы ни в чем невиноваты. Ты должна знать, что мы ни в чем и ни перед кем не виноваты, а если ивиноваты, то только друг перед другом, потому что так долго тянули с решениемжить вместе. Раньше я думал, что это самообман, но теперь знаю точно, чтоникакого самообмана тут нет, это чистая правда. Скажи, ты выходила замуж заВиктора по сумасшедшей любви?

– Я никогда не любила Виктора сумасшедшейлюбовью. Я вышла за него замуж потому, что была в него влюблена. Виктор был дляменя гарантом стабильности, спокойствия и уверенности в том, что я не одна.

– То же самое произошло и со мной. Я никогдане терял рассудок и не сходил с ума. Я был молод, влюблен и не знал, что насвете бывает нечто такое, что может перечеркнуть всю твою слаженную жизнь одниммахом. Я узнал это только тогда, когда встретил тебя. Все случилось как-то самособой. Я прекрасно понимал, что такое семья, и даже хотел разорвать отношения стобой. Я действительно хотел это сделать, но, как только собрался, понял, чтоуже поздно. Моя жизнь с Ленкой превратилась в какой-то кошмар, и она… Она ужене вызывала ничего, кроме жалости. Все так быстро куда-то делось. Все, что мыстроили годами… Это страшная вещь, да ты сама хорошо все знаешь. Очень страшно,когда в браке наступает разочарование. Я во всем запутался. Но что бы со мнойни происходило, я понял, что я без тебя не смогу, что если я останусь с Ленкой,то впереди у меня полная тьма.

Роман посмотрел на лежащий рядом со мной пакети тут же его поднял.

– От этого нужно срочно избавиться. Такаятяжесть, и как ты только со всем этим носишься.

– Да я уже как-то привыкла…

– Это нужно срочно сжечь.

– Как это?! – Я приложила руку к щеке ипочувствовала, какая она горячая. Я даже не сомневалась в том, что у менятемпература. Я вся горела, как изнутри, так и снаружи.

– Ну да. Считай, что тебе уже подбросили всеулики. Остался только сам турок. Я очень сильно сомневаюсь в том, что кто-топодкинет тебе турка. Все вещественные улики у нас, а это значит, что сейчас мыих похороним точно так же, как похоронили турка.

– А где мы все это сожжем?

– Лучше всего в парке.

Парк был недалеко. Каких-то десять минут – имы уже были у цели. Роман по-прежнему держал меня за руку и недоумевал поповоду того, что я иду босиком.

– Ева, ну как ты сообразила приехать босой…

– Я же тебе говорю, что сломала каблук. Немогла же я вернуться в дом и переобуться, ведь в квартире кто-то был. Я жекубарем летела. Ты бы видел, как я уносила ноги.

– Странно все это.

– Что именно?

– Странно, что кто-то знает, какую квартиру игде мы снимаем. Ведь этой информацией располагаем только ты и я. Даже хозяйкаквартиры сдает ее только мне. Она и понятия не имеет, кто проживает вместе сомной. Она думает, что я живу один. Такое чувство, что кто-то долгое время занами следил и ждал своего часа, пока у нас появится больное место, за котороеможно зацепиться и прижать нас к стене. Главное, уничтожить улики, а дальше…

– Что дальше?

– Дальше нам нужно будет любыми способами и усилиямивычислить личность того незнакомца, который стоял на балконе в тот момент,когда ты ждала меня в квартире. Я так понимаю, что именно этот тип немногопозже прострелил тебе передние колеса.

– Я уверена, что это он.

– Жаль, что рядом с тобой не было меня, а то яэтим же пистолетом прострелил бы ему совсем другое место, – как-топо-мальчишески сказал Ромка.

– И как мы вычислим личность этого незнакомца?– захлопала я глазами. – Как мы сможем его узнать, если мы вообще про негоничего не знаем и даже не можем представить, где его можно искать? Мы же несыщики и не частные детективы?

– Для того чтобы его найти, необязательно бытьсыщиками или частными детективами.

– Но что мы можем сделать?

– Мы просто подкараулим его еще раз на нашейже квартире.

– А ты думаешь, что он вернется?

– Я в этом не сомневаюсь. Преступник всегдавозвращается на место преступления.

– А ты считаешь его преступником?

– Конечно. Он же прострелил тебе колеса. Проникв чужую квартиру. А это уже настоящее преступление. Если он вхож в нашуквартиру, значит, у него есть от нее ключи, а если у него есть ключи, значит,он обязательно вернется в нее еще раз.

Зайдя в глубь парка, мы остановились уподходящего, по нашим меркам, места и огляделись по сторонам.

– Вроде никого нет. – Голос Романа былнастолько уверенным, что я вдруг и в самом деле перестала бояться, потому чтотеперь поняла, что я не одна.

– Ром, ты действительно думаешь, что мы должныэто сжечь?

– Ну понятное дело, что не отнести в милицию.Сожжем, и дело с концом. Нет никаких улик, значит, не было никакогопреступления. Теперь главное – умудриться все это поджечь. Несколько газет намбы однозначно не помешали. Но на нет и суда нет. Придется обойтись собственнымисилами.

Пакет никак не хотел гореть, и Роман несколькораз пытался поджечь его при помощи зажигалки. Но как только это ему удавалось,пакет горел всего несколько секунд, дымился и предательски тух. И все же посленескольких упорных попыток пакет загорелся, а это значит, что вместе с нимзагорелись все улики нашего преступления. Мы стояли, крепко обнявшись, и молчасмотрели на огонь, понимая, что у нас впереди неизвестность и борьба за своеместо под солнцем.

– Ромка, а ведь мы с тобой грешники… Кто бымог подумать, что мы с тобой такие грешники!

– Любой человек греховен, потому чтобезгрешных людей не бывает.

– А мне кажется, что не любой.

– Любой, потому что человек может быть грешендаже в своих собственных мыслях.

– В том-то и дело, что мы с тобой грешны не вмыслях, а в жестокой реальности.