Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Или…
Длинный.
Тонкий. Жесткий. С хорошей пробивной способностью. И беззвучный…
- Болт, - я решилась озвучить мысль. – Это мог быть арбалетный болт? Такой, который без широкого наконечника?
Глава 24 Одинец
Глава 24 Одинец
«Волк-одинец – зверь особый. Обычно он стар, но еще не настолько, чтобы вовсе ослабеть. Отнюдь. Вошедший в возраст, одинец матер и силен, а еще умер, опытен и напрочь лишен чувства страха. Ибо изгнанный или же оставивший по своей воле стаю, зверь осознает близость и неминуемость скорой гибели своей, однако, подобно рыцарю прошлого, встречает смерть…»
«Песнь о волке», статья князя Степашова, вышедшая в осеннем номере «Охотника»
- Там-то вроде и улеглось все. Но месяца не прошло, как из моих кое-кто сгинул… правда, шел порожняком, но все одно неприятственно.
- Имена?
Егорка-Василек вытащил из кармана листочек в клеточку, который и подвинул Бекшееву.
- Те, которые галочкою мечены, пропали тут, в городе, - уточнил он. – Может, оно и не больно-то важно…
- Важно.
Благодарить за помощь язык не поворачивался. Листок Бекшеев развернул, убеждаясь, что эти имена имеются в его списке. Не все, правда.
- Заявление о пропаже…
- Тут родня поднялась… была у человечка семья большая. Единственный кормилец… и не гляди, начальник. Мы тоже люди. Он от детишек любил. А жена его чутка умом повредилася, когда немцы её того… но хоть до смерти не убили. А может, и зря, что не убили.
Палышев Иннокентий.
Да, заявление подано сестрой. И с сестрой этой Бекшеев уже успел парой слов перекинуться. Сумрачная уставшая женщина с выцветшим лицом и в такой же выцветшей, застиранной одежде. От нее и пахло-то – хозяйственным мылом и порошком.
- Сестрица его вдовая. Тоже детишек пятеро, и у самого – четыре… всех кормить надо, приглядеть.
Она не жаловалась на безденежье. Хотя… пенсия им полагалась, за утрату кормильца, только не такая, чтобы спокойно прожить.
- Он мужиком толковым был, к слову-то. И лес знал. С младых лет охотничал. Мы его в проводниках держали… что? Ценный специалист. А толковый начальник ценных специалистов бережет. Так-то ходоков, которые груз потянут, найти легко. А поди-ка, попробуй, такого найти, чтоб и в лесу не сгинул, и товар… так что он пустым обычно, чтоб, ежели вдруг на кого натолкнется… не того… сказал, что заблудился там, при охоте. И нашел человечка, которому помощь надобна. Видишь, княже, я с тобою, как есть говорю. Без лукавства.
Тихоня кивнул.
И уточнил.
- Что теперь?
- А что теперь? Выплатили сестрице его деньгу… страховку… мы ж не звери.
И к делу приставили. Если хозяйство большое, в нем всякому место найдется. А ходоком и ребенок быть может. Даже лучше, если ребенок… их жальче.
- Этот из новеньких. Три раза успел прогуляться. Крепкий. И тоже ходить по лесу умеет… крови опять же не боится. Но без дуроты. Так что перспективный. Были у меня на него свои планы. Но сгинул… вот с ним на пару.
А это имя из новых.
Сколько же здесь людей-то…
- Даты, - Бекшеев придвинул лист. – Хотя бы примерные. Когда исчезли или когда хватились.
Глядишь, получится закономерность выявить.
Вспомнилась вдруг полупрозрачная учительница.
- Мазаев из твоих? – уточнил Бекшеев, пробежавшись взглядом.
Егорка-Василек задумался. После поднял руку, подзывая кого-то. К столу подошел парень с обритою налысо головой. Широкоплечий здоровый, он оказавшись рядом с Васильком, как-то даже сжался, будто стыдясь своей телесной крепости.
Говорил Василек тихо, но парень выслушал, кивнул и исчез.
- Извини. Хозяйство большое, всех не упомню. Кого вот знал… хотя, если не знал, стало быть, или человечек новый, или неважный… а может, и сгинул до того, как груз взять. Тоже случается.
- А в городе?
- Город не такой уж и маленький. Я не слежу за всеми. У той же Мотьки свои людишки, я к ним не лезу, если договоренности блюдут. Найди, княже, этого беспокойника. А то ведь люди шуметь начинают, того и гляди заколобродят. А от этого одно беспокойство выйдет и вашим, и нашим.
И руки сцепил.
- Погоди, - Бекшеев просмотрел лист снизу вверх и сверху вниз. – Они… до сих пор… ходят?
- Редко, - Егорка скривился. – И приходится по трое-четверо пускать. Шила в мешке не утаишь… вот и отказывается народец по одному гулять. Да и сам я понимаю, что боятся… и мне без товару да с репутациею порченой оставаться не с руки. А чем больше народу, тем оно опасливее… следов больше. Тропы вон натаптывают. Шуму, дыму…
Он выпил компоту.
- Заговорил ты меня… давно уж столько не балакал.
- Не спеши, - Бекшеев листок аккуратно убрал в карман. – Проклятая деревня. Мертвецы. Из твоих.
- Дай, - Василек протянул руку и вытащил из нагрудного кармана самописку. – Отмечу… точно, собирался же ж… так вот с людьми теми нехорошо вышло. Очень. Договорились они за встречу. И ко мне, с той стороны, обратился весьма уважаемый человек, чтобы оную встречу я устроил.
- Почему не в городе?
- Предлагал, - Василек скривился сильнее прежнего. – Говорил, что есть у меня места надежные, тихие. Документы выправим такие, что и маги не прикопаются. Приведем. Уведем… но там не захотели. То ли спешили, то ли веры особой не было. Договорились на проклятую деревню.
- Ваши в ней…
- Думал, княже. И сам ходил глянуть. А как глянул, так и передумал. Темное место. Недоброе. До того недоброе, что и ныне как вспомню, так вздрогну… я всякого повидал. И смерти… смерть не злая, люди злые. А она – избавительница.
И сказано это было со всею возможной серьезностью. Шапошников отвел взгляд. А Тихоня склонил голову. Согласен?
- Я думал там захороночку какую устроить. Но… нет.
- Чистое оно. Есть заключение.
- В жопу заключение засунь, княже, тому, кто его писал. Я такие вещи шкурой чую… недоброе место. Но если разочек и для чужаков, если не засиживаться… тут и надо было взять груз да отнести его, обменять…
- На что?
- На деньги, - и оскал такой, слегка издевательский.
- Это