Прихожая — сенями это назвать было затруднительно — оказалась пустой. Если здесь что-то и было, давно растащили.

Тимур натянул налобник, включил, направляя свет вниз.

— Куда дальше? — спросил он, не поворачивая головы.

Ворожцов сверился с наладонником, всмотрелся в сумрак, разгоняемый Тимуровым фонариком.

— По датчику, аномалия в дальней комнате. Первый этаж направо.

Тимур сделал шаг вперед, в неизвестность.

В груди екнуло.

— Не торопись, — попросил Ворожцов, облизнув пересохшие губы.

— Не гунди, — отозвался Тимур. — Если по делу чего есть, говори. А так нечего воздух сотрясать. Может, аномалия на звук реагирует или на вибрацию.

— А так бывает? — усомнился Ворожцов.

— А я знаю?

Тимур сделал еще один шаг. Что-то было неправильным во всем этом.

— Погоди, — снова осадил Ворожцов.

— Чего еще?

— Ты внимательно под ноги смотри. И… чего бы кинуть, если что?.. Гаек-то нету.

Тимур запустил руку в карман, выудил пару ржавых болтов, подбросил на ладони. Звякнуло.

— Гаек нет, винтики найдутся.

— Откуда?

— В сенях под лавкой ящик стоял с инструментами. В нем мешочек с гвоздями всякими. Ну и болтов с десяток набралось. Гвозди летают плохо, а болты — в самый раз. Идем.

Тимур говорил вроде бы уверенно, но когда пошел в глубь дома, стало ясно, что боится не меньше Ворожцова. Двигался он осторожно. Каждый шаг взвешивал, иногда подолгу задерживая ногу, прежде чем опустить ее на замусоренный пол.

Это хорошо. Осторожность — это правильно. Ворожцов и сам следил за каждым шагом Тимура. Не за своими шагами, он-то следом идет, а за Тимуровыми. Безопасность Тимура и Леси казалась ему сейчас важнее собственной. Если уж не сумел переубедить, уговорить вернуться раньше, то сейчас надо хотя бы сохранить оставшихся, вывести их.

Закончить начатое и вывести.

Мысли путались.

«О чем это я?» — мелькнуло в голове. Видно, мозг пытался вытеснить жуткую реальность чем угодно, хоть бессмысленными размышлениями.

Он в ответе за Тимура и Лесю. Как маленький принц, говоривший, что мы в ответе за тех, кого приручили. А разве он приручил кого-то из них? С Тимуром вон постоянно на ножах. Только последнее время поспокойней стало. Видать, выдохлись. С Лесей… С Лесей — вообще отдельный разговор.

Блуждающий взгляд скользнул вперед. Ворожцов остановился. Все мысли мгновенно вылетели из головы.

— Тормози, — сказал он тихо.

Тимур остановился как вкопанный. Осторожно повернул голову.

— Что случилось?

Ворожцов не ответил. Сощурился, но там, где секундой раньше сверкнула крохотная молния, ничего не было. Может, померещилось? Он повел носом, принюхиваясь и прислушиваясь. Если судить по сканеру, то аномалия была уже рядом, но с точностью до нескольких шагов ее нахождение можно было определить только вживую. ПДА помогал, но всесильным не был.

— Чего? — еле слышно повторил Тимур.

— Озоном пахнет, — так же тихо сказал Ворожцов.

— А шепчешь чего?

— Сам же говоришь, что оно может на звук реагировать.

Опять сверкнуло, словно заискрил провод. Только провода на полу не было. Посверкивало в самом воздухе.

Тимур проследил направление его взгляда, но там, где только что искрило, снова ничего не было.

— Что может реагировать? Ты о чем?

Ворожцов хотел ответить, но не успел. В нескольких метрах от них сверкнуло в третий раз. Теперь углядел и Тимур. Медленно, стараясь не делать резких движений, он отступил на шаг, будто этот шаг что-то менял. Повертел головой, высвечивая лучом налобника всю комнату.

— Уходим, — сказал Ворожцов. — Это не наша аномалия.

— Откуда знаешь?

— Прибора нет.

— Знать бы хоть, как он выглядит, этот твой прибор, — проворчал Тимур и стал пятиться.

Ворожцов шел рядом не менее осторожно. Только повернулся боком, чтобы держать в зоне видимости и путь к выходу, и аномалию.

Тимур решился развернуться только в прихожей.

— Металлический корпус. На телескопическом штативе, — сказал Ворожцов уже на улице.

Напряжение немного спало, и он почувствовал, как сильно намокла от пота спина.

— Что? — по инерции прошептал Тимур.

— Прибор, — пояснил Ворожцов. — Металлическая коробка, примерно как… как камера у гаишников. Знаешь, на трассах стоят? Вот примерно такая. На телескопическом штативе.

— Каком штативе? — громче переспросил Тимур. — Ты по-русски говори, тут не все ботаны, как вы с братом.

Ворожцов проглотил «ботанов». Еще несколько дней назад казавшееся обидным слово почему-то даже не задело.

— Ну, ножки выдвигаются. Раскладываются. Три ноги. Понимаешь?

— Не совсем тупой. Чего дальше?

— Соседний дом. Там целых три аномалии.

Тимур поглядел на избенку-развалюху.

— Через дорогу? — уточнил он.

— Через забор, — кивнул Ворожцов в другую сторону.

— Тогда пошли, чего зря стоять.

И выйдя за поваленный забор на улицу, побрел вдоль оград.

Ворожцов посмотрел ему в спину. Осанка у Тимура изменилась. В ней странно сочетались опасливая напряженность, собранность сжатой пружины и усталая надломленность…

* * *

…Тимур идет по коридору пружинящей походкой. Прямой, уверенный в себе. Рядом, как обычно, вьется Сергуня. Ворожцов давно заметил, что блондинчику лестно внимание Тимура. И хотя Тимур относится к нему довольно спокойно, Сергуня из кожи вон лезет, чтобы показать всем: они друзья.

Ворожцов смотрит на Тимура с уважением. Давно. И отношения между ними товарищеские, как ему кажется. Он тоже хотел бы сказать, что они друзья, но почему-то не может. Возраст, при котором другом называют всех, с кем хоть раз играл в одной песочнице, Ворожцов успешно пережил. А до возраста, когда другом можешь назвать кого-то уверенно, еще не дожил.

Он стоит у стены в коридоре напротив кабинета литературы и ждет. Ждет Тимура. Хочет поговорить с ним. Серьезно. Наедине. И Тимур появляется. Только не один — с Сергуней. А блондин не друг и не товарищ. Приятель. Знакомец, которого каждый день видит в школе и который временами даже в гости заходит.

Тимур что-то говорит Сергуне. Оба смеются.

Ворожцов отклеивается от стены и подается вперед. Окликает:

— Тимур!

Тот не слышит. Они с Сергуней подошли к девчонкам из параллельного класса и весело болтают о чем-то.