бы без раздумий взял за себя, но смолчала. Мадита считала себя вовсе не симпатичной и говаривала порой, когда думала, что я не слышу: мол, вот подобралась парочка, будто нарочно искали: хозяйка – жердь белобрысая, а служанка – колобок чернявый! Заяви я, что она очень даже хороша собой, Мадита решила б, что я над ней насмехаюсь…

Так или иначе, но я делала все, чтобы помочь ей устроить личное счастье: отпускала хоть на весь день, хоть на всю ночь, лишь бы в комнатах было прибрано. Одеться и причесаться я могла и сама, а на стол подавал теперь пожилой слуга, которому не было дела до того, с каким таким поручением я отослала свою служанку.

Теперь я умела выбраться из господских покоев и проникнуть на задний двор. Собаки уже знали меня и даже позволяли гладить щенят, лошади помнили, что я приношу им угощение… Особенно полюбил меня один немолодой уже конь необычной масти: светлогривый, гнедой с проседью, с боками и крупом в мелких светлых пятнах – будто серебряные монеты по бархату рассыпали! Для него я всегда приберегала яблоко или кусок хлеба.

– Это когда-то любимый княжеский выездной был, – сказал мне конюх. – И то, масть редкая. Сколько ни пускали к кобылам – не родятся такие жеребята! Обычные, гнедые, серые в яблоко или сивые – сколько угодно, а чтоб гнедой в серебряное пятнышко – такого никто не упомнит…

– Теперь уж князю не до конных прогулок, – сказала я.

– Угу. Этот вот чует что-то, волнуется. – Конюх осторожно погладил коня, а тот сделал вид, что сейчас ка-ак цапнет наглеца за руку! – Не иначе скоро… Лошади с собаками всегда знают, когда с хозяином неладно.

Я кивнула и тоже потрепала жеребца по длинной челке.

– У вас, госпожа, не в обиду будет сказано, волосы как его грива, – сказал вдруг конюх, – и масть та же, и густота, и, похоже, такие же жесткие. Не трогал, врать не стану, но, сдается мне, вам бы лошадиный гребень пригодился, вот, держите, новехонький!

Надо же, подумала я тогда, первый комплимент в этом замке я услышала на конюшне… А гребень взяла и поблагодарила. Негоже не брать подарок, преподнесенный от души.

Уже у себя в комнате, глянув в зеркало, я с удивлением поняла, что конюх-то прав! Волосы мои по-прежнему напоминали сноп соломы, только старой, перезимовавшей, вымороженной до тускло-серебристого цвета… Но ведь рано мне еще седеть!

Что Мадита ничего не заметила, понятно: не до того ей сейчас. Вдобавок погода стоит пасмурная и при дневном-то свете ничего толком не разглядишь, а уж при свечах и подавно. Я частенько жалела о светильниках из Сайтора, при которых и в лютую непогоду было светло, как днем: без них мы бы там в кротов превратились!

– Вот так дела, – сказала я своему отражению, как говорила уже не первый год, а оно будто бы едва заметно кивнуло, так играли тени. – Спросить бы хоть у дядюшки Раве, что это такое и почему приключилось?

Но написать старому рыцарю я не могла: не с кем было отправить послание. Здешние быстрокрылые меня не понимали, а людям я доверить свое письмо не могла. Да и, правду сказать, дядюшка Раве грамоте не слишком разумел, еще как разобрал бы написанное мною…

* * *

– Госпожа Альена! – Мадита настойчиво теребила меня за плечо. – Госпожа Альена, вставать пора!

– Угу, – пробормотала я, натягивая одеяло на голову. – Еще минуточку…

– Госпожа Альена, господин Райгор вас к завтраку ждет! – выпалила она, пустив в ход, похоже, последнее средство. – Если сейчас же не встанете, он разозлится!

– Что это ему вдруг в голову взбрело? – спросила я, сев на кровати. Я почти всегда ела одна в своих комнатах, так уж повелось.

– Не знаю, госпожа, но, сдается мне, он боится остаться нос к носу с гостьей, – хихикнула вдруг Мадита, поднося мне кувшин для умывания. – Слыхали же?

– Да, вроде бы приехал кто-то…

– Приехала! Княжна соседская, девица-краса… хотя коса у вас получше будет, – фыркнула она, а потом продолжила, понизив голос: – Все ведь знают, что старый князь-то болен, так что б не попробовать оженить господина Райгора? Вдруг отец передумает и даст позволение?

– Для этого ему нужно умом повредиться, а о таком я не слыхала, – ответила я.

– Ну так попытка не пытка… – Мадита выложила на кровать костюм для верховой езды и пояснила: – Господин Райгор велел надеть после завтрака. Я как раз успею почистить да отгладить, только вы там не слишком уж торопитесь, сами видите, сколько тут складочек да оборочек… И одного шлейфа мне на две юбки хватит! Ну ладно, на одну… и еще передник.

Правду сказать, это платье я надевала всего раз или два, а проехаться мне довелось только по двору, да и то лошадь вели под уздцы. Разрешение на каждую такую, с позволения сказать, прогулку приходилось выпрашивать подолгу, и мне это вскоре надоело. Хорошо еще наряд шили на вырост, иначе я бы в него теперь и не влезла…

– А что, Райгор затеял прогуляться верхом? – спросила я.

– Откуда ж мне знать, госпожа? Что велено, передала. Но уж наверно, не пешком же в таком платье ходить!

– Тогда, Мадита, как проводишь меня, сбегай на конюшню и узнай, что к чему, – велела я. – Если и впрямь готовится выезд, скажи, чтоб мне оседлали старого княжеского жеребца… Ну, конюхи знают.

– Так он бешеный…

– Ничего он не бешеный и меня хорошо знает. Делай, что сказано, а то гулять не отпущу, – фыркнула я. – Кстати… как там твой ненаглядный-то?

– Ох, госпожа, – тяжело вздохнула Мадита, расчесывая мою гриву. Я подсунула ей тот самый лошадиный гребень, а она и не заметила. – Ходит вокруг да около, вроде бы и хочет жениться, а вроде… не разберешь. Не знаю, госпожа, сложится или нет, я уж и сама не знаю, надо ли оно мне?

– Если не тянет, то и не надо, на такую, как ты, купец получше найдется, – не удержалась я.

– Скажете тоже!

– А что? Думаешь, если мне мало лет, так я ничего и не видела? – Я повернулась и посмотрела ей в глаза. – В моих краях тебя б вперед ветра замуж увезли! И люди не чета этому твоему… кто он? Лакей?

– Вроде того. Подай-принеси господам, – вздохнула она. – А ведь в годах уже…

– Вот-вот. И вообще, – добавила я, подумав, – ты чем-то на мою маму похожа.

– Да будет вам! – всплеснула руками Мадита, чуть не выронив гребень. – Придумали тоже, меня со своей матушкой равнять!

– Так говорю же похожа, не