представился первым, как и положено младшему по званию. Майор дружелюбно протянул руку, назвав себя:

— Ульрих фон Ортель.

Зиберт уже слышал эту фамилию от агента «Семнадцать» — двоюродной сестры Лисовской Марии Микоты. «Вот и новый знакомец. Кто он, чем интересен будет мне и отряду», — размышлял Николай Иванович. Он понимал, все люди разные по характеру, в том числе и враги. Одни были истинными нацистами, другие попали на фронт по мобилизации, некоторые даже испытывали неприязнь к фашизму, но все они были стянуты обручем войны и готовы были до конца сражаться с противником в лице большевиков, приютивших у себя ненавистных немцам евреев, которые оседлали даже властные структуры. Пропагандистская машина Геббельса делала с людьми свое черное дело.

Гитлер, исповедуя расовую теорию, всегда ненавидел еврейский народ и никогда не делал из этого тайны. «Мировое еврейство стремится к войне», — упрямо повторял фюрер в 1930-е годы. А позже прямо обвинил целый народ в развязывании Второй мировой войны:

«Евреи позаботились о том, чтобы были отвергнуты мои мирные предложения осенью 1939 года… я хочу уничтожить евреев в Европе. Эта война — решающая схватка между национал-социализмом и мировым еврейством. В войне один из противников терпит поражение, но это определенно будем не мы…»

После знакомства с Ульрихом фон Ортелем, внимательно изучая его облик, Кузнецов заметил в петле второй сверху пуговицы френча — трехцветную ленточку Железного креста второго класса. Это означало, что он участвовал в боях. А еще на груди у Ортеля виднелся скромный овальный серебряный с чернью и изображением рун в центре значок. На нем мелкими буквами имелась надпись: «Благодарность рейхсфюрера СС». Иногда Ортель ходил в штатском костюме. В компании, бывало, напивался до полного беспамятства, словно хотел в пьяном забытьи укрыться от чего-то опасного, трудного, глубоко переживаемого. Но все же часто удерживал себя от лишней рюмки.

«Что Ортель делает в Ровно?» — часто спрашивал себя Кузнецов. И постепенно в ходе наблюдения и общения с ним пришел к выводу, что в этом внешне невозмутимом, хорошо воспитанном, смелом и решительном человеке живет не фронтовик-окопник или каратель, измазанный кровью по локоть, а разведчик — птица крупного калибра. И вот однажды, сидя с Ортелем за столиком в ресторане, Кузнецов стал свидетелем такой сцены. Штурмбанфюрер неожиданно подозвал незнакомца и, отвернувшись от стола, что-то быстро проговорил ему на русском языке и отпустил его.

— Откуда вы так хорошо знаете русский язык? — спросил Пауль.

— Давно им занимаюсь, дорогой Зиберт. А вы что-нибудь поняли?

Кузнецов мгновенно сориентировался, что ни в коем случае нельзя говорить «нет». И вот почему — все немецкие офицеры быстро осваивали разговорную речь на западноукраинском суржике — смеси русского, украинского и польского языков.

— Всего несколько слов. Я заучил по военному разговорнику некоторые обиходные фразы и в Ровно на слух запомнил кое-какие выражения. Нет, нет, до вас мне далеко, — с сожалением развел руками Пауль Зиберт и улыбнулся. Ортель с пониманием кивнул, а потом признался, что он два года работал в России.

— И чем вы там занимались?

— Помогал большевикам строить коммунизм! — он заразительно расхохотался.

— Понимаю, — с наивностью фронтовика протянул Зиберт. — Значит, вы разведчик?

— Не стоит казаться вежливым, — проговорил Ортель. — Ведь вы мысленно употребили другое слово — шпион. Не так ли?

Пауль в знак капитуляции поднял руки…

Ортель, по существу, являлся куратором агента «Семнадцать» — Марии Микоты, принимая ее на конспиративной квартире. По сообщениям «Майи», он ее подробно не опрашивал, да и заданий конкретных не давал. Флиртовал? Да! Но Мария, под стать своей двоюродной сестре, тоже красавице, вовсе не была простушкой. За ней ухаживали многие офицеры, чиновники и коммерсанты.

Кузнецов об этой встрече доложил Медведеву. Профессионалы-разведчики штаба отряда, как и сам Кузнецов, пришли к выводу, что агента «Семнадцать» он постепенно готовит для какой-то большой и важной работы. В то же время Ортель вел себя с Паулем просто, считая офицера-фронтовика, окопника, человеком, умеющим слышать и слушать. Относился к нему с доверием. Критиковал властную элиту Третьего рейха, не трогал только Гитлера и Гиммлера.

— Что-то вы, Пауль, приутихли. Боитесь, что провоцирую? Не бойтесь — бойтесь безмозглых патриотов. Я их сам боюсь. Они быстрее других предадут Германию и нашего фюрера.

В то же время любил напустить на себя важности, прихвастнуть. Однажды он в порыве хмельного откровения сообщил «Майе», что в связи с образованием в Москве «Союза немецких офицеров» под руководством двух генералов вермахта, плененных под Сталинградом бывших командиров 51-го армейского корпуса, генерала от артиллерии Вальтера фон Зейдлиц-Курцбаха и 376-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Эльдера фон Дэниельса, он послал в советский тыл двух террористов с целью убить предателей рейха.

Информация была срочно доведена до Медведева, а он шифровкой поставил в известность Центр. Москва приняла соответствующие меры по обеспечению безопасности немецких патриотов. Вместе с тем Кузнецов, выполняя указания руководства отряда, не спешил сближаться с Ортелем, понимая, что враг умен, коварен и главное — загадочен. В частности, он не питал личной ненависти ни к славянам, ни к евреям, да и саму расовую теорию считал созданной для толпы.

— Это все для стада…

Он взял со стола последний номер газеты «Фелькишер Беобахтер», присылаемый из Берлина в Ровно, и опять почти на грани провокации заметил:

— Вы только послушайте, что пишет колченогий павиан Геббельс.

И тут Кузнецов задал обескураживающий вопрос, на который нужно было отвечать прямо, без вихляний.

— Почему же вы добросовестно служите Гитлеру и рейху, как и я, находясь в другой ипостаси — окопной?

— Хм, вопрос разумный… Потому что с фюрером я могу добиться того, чего я хочу. Меня устраивает его идеология, в которую я не верю, и его методы, в которые я верю. Потому что мне это выгодно!

Кузнецов даже вздрогнул от такой откровенности собеседника. «Но почему он так мне доверяет?» — задал сам себе вопрос, но ответить сразу на него не смог. Да, это было доверие, но чрезвычайно опасное…

«Зачем, зачем он так откровенничает? Не исключаю, готов подставить или использовать…» — крутилось в голове у Пауля Зиберта…

* * *

Осень 1943-го принесла Красной армии ряд долгожданных перемен на фронтах. Этот год был ознаменован двумя крупными победами — в Сталинградской битве и в сражениях на Курской дуге. В феврале 1943 года в СССР была учреждена новая правительская награда — медаль «Партизану Отечественной войны» двух степеней. Этой медалью было награждено более двухсот медведевцев. В списке награжденных серебряной медалью (первой степени) был и Грачев Николай Васильевич. Это была первая из трех наград Кузнецова, но получить ему ни одной не довелось.

Николай Иванович очень переживал, что