— Погоди немного, — вмешивается в очках. — Ну чего ты? Лена у нас девочка умная, хорошая. Она и так все понимает, да? Разве станет она из-за какой-то дешевой потаскушки создавать проблемы себе и своим близким?

Затем, вальяжно откинувшись на стуле, обращается уже ко мне и деловито говорит:

— Завтра сходишь к тому же следователю, у которого писали заявление. Он в курсе. Будет ждать. В общем, слегка изменишь показания. Скажешь, что напутала тогда. Скажешь, что Орлова сама ребят пригласила, сама с ними тра… — Он бросает быстрый взгляд на бабушку. — Сама добровольно вступила в сексуальный контакт.

Бледноглазого эта формулировка смешит так, что он аж затрясся от хохота.

— А после этого захотела срубить бабла и придумала всю эту историю с изнасилованием. А ты… ты слышала, что… кхм… весь этот процесс проходил с ее полного согласия. И даже по ее инициативе.

— А лицо она себе разбила тоже по своей инициативе? — спрашиваю я глухо.

— Пьяная была, — равнодушно пожимает он плечами. — Шла по коридору, шаталась и упала. Это даже кто-то видел, да?

Он поворачивается к бледноглазому.

— Угу, — подтверждает тот. — И не один.

Они поднимаются из-за стола. И тот, что в очках, с такой показательной вежливостью обращается к окаменевшей бабушке.

— Спасибо вам большое за чай. — Он даже слегка склоняет голову в знак благодарности.

Затем оба идут к дверям. Один выходит, а второй останавливается на пороге. Поворачивается ко мне.

— Только без глупостей, да? Ты же понимаешь, чем это аукнется. И этой сучке, подружке своей, передай, пусть, пока не поздно, одумается… — Он тянется к дверной ручке, но снова оборачивается, будто что-то еще вспомнил. — Сделаешь всё, как надо — отблагодарим… хорошо отблагодарим. А если еще и подружке своей поможешь вправить мозги, то… считай, что поймала золотую рыбку.

Он улыбается, а я смотрю на него исподлобья. Улыбка его гаснет. Он вздыхает и говорит почти доверительно:

— Ну ты же не дура. Нормальная же девчонка. Ну, сама подумай, кому нужны все эти проблемы? Тебе вот нужны? Ты же огребешь вместе с ней, если не поступишь разумно. Все равно ведь будет по-нашему. Вопрос лишь каким образом. Так что лучше полюбовно всё решить с пользой для всех.

Наконец они уходят.

39. Герман

— Смотрел вчера предвыборную пресс-конференцию с Леонтьевым? — спрашивает меня отец.

Я молча киваю. Мы обедаем с ним в «Прего». Вдвоем.

Вообще отец хотел, чтобы я приехал к нему, собирался туда же позвать Марка Соломоновича и Явницкого. Для важного разговора. Но я отказался. Эти их партизанские игры — только пустая трата времени.

Да и вообще, если Леонтьев узнает про эти сходки, он, как минимум, заподозрит подвох, что крайне нежелательно. Поскольку приручить его было довольно муторно.

Только сейчас он наконец доверяет мне безраздельно. Больше, чем своему другу прокурору. Их дружба вообще дала трещину. Не без моего вмешательства, конечно. Хотя ничего особенного и делать не пришлось. Просто выяснил, что прокурор провернул кое-какие левые дела за спиной Леонтьева. Ну а Леонтьев об этом «случайно» узнал. Не от меня, естественно. А потом и прокурору донесли кое-какие неприятные сведения про губернатора.

В глаза они еще улыбаются друг другу при встрече, но уже неискренне.

Буквально вчера они пересеклись на одном светском мероприятии. Поздоровались, обменялись парой фраз, разошлись. Затем Леонтьев подошел ко мне и процедил под нос: «Вот же лицемерная скотина».

Меня же он наоборот считает своим. После случая с Викиным передозом были еще пара эпизодов, после чего Леонтьев не просто приблизил меня к себе, а всю душу вывернул и на блюдце преподнес. Рассказывает всё. Вплоть до того, когда и с кем у него случился первый секс. Это он на днях позвал меня в свой кабинет поговорить «за жизнь», пил при этом виски и откровенничал.

Впрочем, его личные переживания меня не интересуют, а вот всевозможные махинации — это другое дело.

Уже сейчас можно было бы по крупицам насобирать немало его грешков — мелких взяток и откатов. Этого, в принципе, хватало, чтобы хорошо ему насолить, но всё это ерунда по сравнению с готовящейся сделкой, которую он намеревался провернуть через подставную компанию. Точнее, через несколько подставных компаний, чтобы потом концов не найти.

Прокурор тоже был в доле, да и не только он. И на кону там стояли миллиарды. Но пока… пока это только мои личные умозаключения, а нужны подтверждения. Причем железные. Они, конечно же, будут, нужно лишь немного времени.

Так что очень не хотелось бы, чтобы все старания пошли сейчас прахом из-за какой-нибудь ерунды, вроде тайных встреч отца с Явницким, которого Леонтьев считает своим врагом номер один.

— Я тоже смотрел, — говорит отец.

Он заказал себе пасту, что-то еще, но налегает, в основном, на вино. Ему вместо выбитых в СИЗО зубов поставили штифты. Потом это будут на вид обычные зубы, белые и ровные, но сейчас они выглядят как маленькие стальные пеньки. Зрелище не самое приятное. И нормально есть отец пока не может.

— На этой пресс-конференции был один журналист… фамилию не запомнил. Что-то такое… Иванов, Петров, Сидоров… Не суть. Но ты слышал, что он у Леонтьева спрашивал? Про те самые земли! Откуда он это узнал? — отец на эмоциях повышает голос.

— От меня.

— Ч-что? — сморгнув, переспрашивает отец. — Это ты ему слил эту инфу?

— Не сам, конечно. Но, по сути, да, я.

— Но зачем?! Мы же хотели его этим прижать… Хотя что уж теперь… Да и Леонтьев, сука, выкрутился. Уже подчистил всё. И ответил — даже глазом не моргнул. Как знал, что об этом заговорят, да?

— Он и знал, — подтверждаю я.

— А он-то откуда? — еще больше удивляется отец.

— От меня.

Несколько долгих секунд отец сидит молча, даже вино свое не пьет. Смотрит на меня так, будто впервые видит и не понимает, откуда я тут взялся.

Вздохнув, откладываю нож и вилку.

— Да, папа. Я сначала слил журналисту… Егорову… информацию по тем землям, потом предупредил Леонтьева, что его об этом могут спросить. И предложил вариант, как из всего этого без потерь выйти.

Отец закашливается, делает несколько больших глотков вина, глядя на меня круглыми глазами. И наконец снова обретает дар речи.

— Я ничего не понял.

— Чтобы поймать крупную рыбу, ее сначала нужно прикормить, — терпеливо объясняю я.

— Ну ясно, ясно, — кивает отец. — Но Леонтьев и так вроде с тобой нормально уже.

— Мне не надо нормально. Мне надо…

— Да понял я. Но ведь