– Ты знала его?

– Нет, расскажешь?

Девушку звали Одри, и Эрику казалось, что она блондинка – от выпитого цвета как-то стали преломляться, предательски ускользать.

– Расскажу в своем номере, – пообещал ей Эрик, в тайне надеясь, что она даст ему пощечину, оскорбится, уйдет. В тайне надеясь, что еще одна тень не рассыплется от его прикосновения… Но она не ушла.

Слова. Эрик лежал на кровати, слушая Одри. Она говорила, говорила, говорила… Эрик налил два стакана виски. Одри отказалась. Эрик выпил за себя и за нее. Алкоголь не пьянил. Дьявольский мир вращался и вращался, отказываясь разваливаться на части, распадаться. Ветер налетал на истлевшие трупы воспоминаний, разносил их прах. «Унеси и меня», – думал Эрик. Но Одри держала его здесь. Держала рядом. Он даже не мог подняться с кровати. Лишь с трудом подносил ко рту дымящуюся сигарету, которая то ли никогда не кончалась, то ли он не замечал, как закуривает новую.

– Ты ангел, да? – растерянно спросил Эрик девушку, которая, как ему уже начинало казаться, парит в воздухе.

– Ангел? – Одри рассмеялась, – мне нравятся твои комплименты.

– А мне нравится твой смех, – сказал Эрик. – Хотя обычно я говорю всякие гадости, но сегодня… – он взмахнул рукой, пытаясь подобрать слова, – сегодня как-то не получается.

Ему снова начало казаться, что с этой девушкой что-то не так.

– Сколько тебе лет? – прищурился он.

– Достаточно, – она прищурилась в ответ.

– Достаточно для кого?

– Достаточно для тебя.

Она снова воспарила над полом, над кроватью. Ее голос лился, ласкал. Ласкал так, как не ласкала прежде ни одна женщина. И в этих словах был смысл. Простой, наивный, но стойкий к распаду и тлену.

– Нет, ты все-таки ангел, – пробормотал Эрик. – Настоящий ангел. Здесь. Со мной. Но зачем? Чего ты хочешь? Свести меня с ума? Наказать? Исправить? – он фальшиво рассмеялся. – Боюсь, ничего у тебя не выйдет.

Ангел замолчал, смерил его внимательным взглядом. У него было красивое лицо. Такое же красивое, как и голос.

– Да ты даже не женщина! – разочарованно вздохнул Эрик.

Он попытался выругаться, чтобы хоть как-то опорочить повисшую паузу, но не смог. В голову пришла лишь оставшаяся где-то жена – женщина, которую он никогда не любил, и которая никогда не любила его. Их дети, которые могли бы появиться на свет, но каждый раз находились веские причины, чтобы отложить это до лучших времен. Аборты любовниц. Слезы, крики. Мать. Отец. Ни одного слова любви. Ни одного искреннего слова. От них. Тогда. Ему. И после – от него. Для них. Для всех.

– Убей меня, – попросил Эрик Ангела. – Пожалуйста, убей, иначе я убью тебя.

Он снова попытался поднять руку, но не смог – не было сил, не было слов, только слезы…

Утро. День. Неделя. Эрик не знал куда едет. Он просто хотел сбежать. Воспоминаний не было. Лишь девушка, которая, как ему казалось, была блондинкой. «Наверное, ей было лет шестнадцать», – убедил себя Эрик, покидая город. «Нужно переждать, сунуть голову в песок, притвориться, что тебя нет… Да она, может, и не вспомнит меня!».

Эрик гнал свой Бентли, пока не наступила ночь. Отель, в котором он остановился, был большим и старым. Кровать скрипела, мешая спать, а под свежей краской на стенах, можно было найти десятки предыдущих слоев и надписей. Странных надписей, непонятных. Таких же, как и мысли. Мысли в голове.

Эрик спустился в бар, напился, наутро сначала долго пытался вспомнить, где находится, затем, почему сбежал из города, увидел надписи на стенах, снова спустился в бар и снова напился…

Ко второй неделе запоя он полностью очистил от краски стену напротив окна. Старый номер говорил с ним, открывался ему, доверял мысли сотен людей, которые останавливались здесь прежде.

– Мы все потерялись, – шептали ему стены.

– Я сам потерялся, – шептал он им в ответ, прислушивался, ждал новых откровений, что-то записывал в свой блокнот, чтобы не забыть важных имен, когда они снова вернутся, вернутся в его тленный мир, в его жизнь праха и пепла… вернутся, чтобы спасти его… чтобы открыть истину… истину, которую не знает никто… никто из живых… только стены… эти старые, мудрые стены…

В ее глазах горел огонь, в ее сердце томилась сила, которой не смогла бы противостоять ни одна армия мира… Но все это было внутри, скрыто. На вид она была просто девушкой – хрупкой, молодой, беззащитной…

Старик услышал скрип кровати, поднял голову, увидел, как одевается дочь.

– Франческа! – негромко позвал он, чтобы не разбудить жену и остальных детей.

Девушка улыбнулась, опустила глаза, на щеках появился румянец – по крайней мере, старику показалось, что появился.

– Ну, хоть так! – беспомощно заворчал он, повернулся на бок, спиной к дочери, дождался, когда хлопнет входная дверь и закрыл глаза.

Улицы. Франческа скользила вдоль старых стен, сливаясь с тенью. Из таверн доносились пьяные голоса, кто-то затеял драку, прокатила карета, цокот копыт еще долго раздавался в ночи. Несколько раз Франческе приходилось останавливаться, выжидать. Кто-то вылил со второго этажа ночную вазу. Кто-то вскрикнул, заплакал. Где-то зазвенел женский смех. Снова застучали копыта лошадей. Факелов стало больше. Черная копоть, исходившая от них, извиваясь, поднималась в черное небо. Франческа остановилась возле массивной кованой двери и осторожно постучала.

Охранник открыл крохотное окошко, выглянул на улицу, смерил Франческу внимательным взглядом.

– Чего тебе? – спросил он.

Она назвала ему свое имя. Охранник фыркнул, поджал губы. Заскрежетали железные задвижки. Франческа опустила глаза, чтобы не встречаться взглядом с охранником.

– Так-то лучше! – проворчал он себе в усы, закрыл дверь, лениво, растягивая слова, объяснил, как пройти на кухню.

Франческа поблагодарила его, но глаз так и не подняла. Горящих дьявольским огнем глаз.

На кухне было жарко, бурлили котлы, пахло капустой, жареным мясом, кровью, свежими яблоками, выпечкой. Франческа долго стояла в дверях. Мимо нее сновали слуги. В банкетных залах все еще продолжались гулянья. Слышалась далекая музыка, голоса знати.

– Так это ты Франческа? – спросила ее молодая некрасивая служанка, которая прежде несколько раз проходила мимо нее, не обращая внимания.