Селяня и Стейн первым делом кинулись считать побратимов и осматривать лежащие тела в поисках своих пострадавших. И такие нашлись: четверо оказались убиты на месте, еще девять человек ранены. В числе раненых был Пето; по его плечу на локоть стекала кровь, застывая в меху распоротого кожуха, но он все ходил среди лежащих, выискивая, нет ли кого живого.

Один из мужчин еще шевелился и даже пытался встать.

— Это ты, Вало? — Пето остановился над ним. — Ты не верил, что у нас хватит сил разделаться с вашим сучьим родом? Передай привет Тарвитте!

С этими словами он поставил ногу на грудь врага и неумело ударил топором по горлу. Брызнула кровь и окатила его ноги и руку, Вало дернулся, издал хрип, по телу пробежала дрожь.

— Пето! — заорал вдруг кто-то. — Иди сюда, тут есть женщины! Разбирайся, какие твои, а не то поздно будет!

Сообразив, что происходит, Пето бросил топор прямо в снег рядом с телом Вало и кинулся в избу. И еще по дороге столкнулся с бегущей женщиной, вернее даже девочкой, в которой узнал свою сестру Леммикки!

— Пето! — взвизгнула она и бросилась ему на шею. Услышав имя родного брата, она посмела вылезти из избы, где все женщины забились от страха по углам. — Братик мой, это ты!

— Леммикки! — Пето сам чуть не заплакал при виде ее слез, сорвал шапку и принялся вытирать зареванное лицо сестры. — Ты жива? А остальные? Где мать? Где Ильве?

Но Леммикки только рыдала, не отвечая и цепляясь за его плечи, будто он мог исчезнуть. Селяня тем временем, рыская по избам, вытащил наружу еще двух знакомых девушек — дочерей Лохи, а Эльвир еле-еле сумел уговорить Хеллю спуститься с полатей, где он нашел ее, забившуюся в самую глубь с ребенком на руках. Объяснялся он с ней только знаками, а она никак не верила, что не убивать ее пришел этот огромный страшный руотс. Только когда он сунул ей под нос шапку ее собственной работы, она узнала его в полутьме и наконец согласилась выйти. Всех трех привели к Пето, который никак не мог оторвать от себя Леммикки.

— Больше знакомых нет, — с огорчением подвел итог Селяня. — Сам пойди посмотри.

— Никого из наших здесь больше и не было, — подала голос Хелля. — Лохи-ижанда и Ярки они убили. И Суксу-эмаг, и Воитто убили, сказали, старухи им не нужны. Забрали только нас четырех.

— Но где Ильве?

— А ее они отдали своему родичу Ульяжу. Он был с ними, но он не отсюда. Он гневался на то, что они натворили, и они отдали ему Ильве, сказали, лучшую часть добычи.

— И где он?

— Он живет где-то на Капше. Я не знаю как следует.

— Дела-а! — Селяня озадаченно сдвинул шапку на затылок. Именно той, кого он хотел найти, здесь и не оказалось, и искать ее следовало совершенно в другой стороне.

— Не повезло тебе, — шепнул ему Стейн, проходя мимо.

— Зато кому-то уже повезло, — отозвался Селяня, слыша из дома женский крик. — Пошли, а то нам… совсем не повезет.

К тому времени как к Ротко подошла основная дружина, поселок перестал существовать. Из домов вынесли все, что представляло какую-то ценность: в основном меха, шкуры, съестные припасы, утварь какая получше. В ларе обнаружился большой рог, окованный узорным серебром, и Селяня забрал его, сказав, что отныне он будет служить братиной во время общих пиров «стаи». В избах нашлось больше десятка молодых женщин, чтобы вознаградить молодых «волков» за труды; их забрали с собой, а нескольких старух, ни к чему не пригодных, перебили. Трупы собрали и побросали в дома, а сами избы подожгли. Горящие дрова и головни из очагов раскидали по столам и лавкам, засыпали соломой и сеном из хлева, и внутри вспыхнуло пламя. Когда дружина проходила мимо, оно уже вырывалось из заволок и открытых дверей, вся река полна была дыма и отвратительного запаха гари. Душный дым плыл над зимним лесом, разносясь в холодном воздухе и подавая весть всем жителям окрестных лесов: рода Туори-лапсед больше нет, на Сясь пришли новые хозяева.

Дней через восемь, пройдя низовья Сяси, дружина лесами перебралась к берегам другой реки — Паши. Эта река также впадала в Нево-озеро, и по ней предполагалось вернуться обратно к нему. Но то ли дым от пожара донесло через чащи, то ли зимние ловцы, бродя с места на место, распространяли тревожные вести, но на Паше уже знали об ожидаемых событиях.

Кратчайший путь от Сяси к Паше лежал через леса. Пето, по молодости лет не бывавший так далеко от дома, дороги не знал, и приходилось искать другого проводника. Впрочем, здесь больших трудностей никто не ждал.

— Если покажете нам дорогу до Паши, возьмем с вас только половину дани, — по совету Хрёрека предложил Велем старейшине одного из поселков. — А если будешь упрямиться, мы заберем твою жену! — уже по собственному почину добавил он, провожая глазами молодую хозяйку. Проходя из хлева с ведром молока, она сама не сводила с него глаз, аж шею вывернула и едва не споткнулась.

Поселок был скорее большой, чем маленький — из шести изб, в которых жила ближняя и дальняя родня Питкя-ижанда: малорослого, щуплого седобородого старика. Его сыновья, такие же щуплые, уже были отцами детей-подростков, но хозяйкой звалась совсем молодая женщина, на вид не старше двадцати лет. Была она не так чтобы красива, но миловидна и бойка и к тому же не походила на чудинку. Едва убедившись, что убивать и насиловать всех подряд грозные пришельцы не собираются, она разрумянилась, глаза ее заблестели, она заулыбалась и принялась угощать гостей, обращаясь к ним на хорошем словенском языке, даже почти не «цокая». Старейшине ее приветливость явно не нравилась, он ерзал за столом, куда Хрёрек пригласил его присесть вместе с вождями дружины, бросал на жену недовольные взгляды, но молчал, видя, что опасные гости провожают ее глазами и улыбаются.

— Возьми меня вместо дани, воевода, — шепнула она, проходя мимо Велема и пользуясь тем, что ее домочадцы совсем не понимали по-словенски. — Возьми к себе, буду тебе женой или служанкой, только забери отсюда.

— А разве тебе тут плохо? — Велем придержал ее за локоть. — Муж-то тебя любит, балует, я гляжу.

Вид у молодухи был довольный, не голодный и не забитый, и одета она была по местным меркам хорошо — в новую рубаху из тонкой шерсти, в лисий кожух, а покрывало на голове было из хорошего беленого льна. На шее висело ожерелье, где звериные клыки-обереги перемежались крупными стеклянными бусинами, синими и красными, с белыми глазками, весьма дорогими. Когда их привозят в глушь, то берут по две куницы за одну бусину.

— Саламатар! — прикрикнул старик, заметив, что его жена уж слишком доверительно беседует с чужим мужчиной и слишком близко к нему при этом стоит. — Иди угощай гостей! Или ты хочешь, чтобы с меня сняли голову за неучтивость?

Молодуха бросила на Велема выразительный взгляд, говоривший, что она была бы вовсе не против, и нехотя пошла на зов. Но весь вечер она сновала вокруг, улыбалась всем воеводам, норовила то случайно задеть плечом, то коснуться руки. Ладожане ухмылялись, переглядывались и делали друг другу выразительные знаки.