— Эх, везет же некоторым, — вздохнул Фредди. — А у меня в боксе не то спортзал, не то инфотека — того и другого поровну. С другой стороны, ни в механике, ни в электронике я не шарю…

— И что, на твоем плане такие вот сюрпризы отмечены? — спросил я, переводя дыхание.

— Нет, — ответил Джинн. — Я ж не всесильный. Так что под ноги смотреть надо.

— И какая тогда польза от этого плана? — спросил я.

— Будем знать, куда идти, — ответил Джинн.

Я хмыкнул:

— Это я и так знаю. Прямо по коридору.

— Не скажи, — возразил Джинн. — Дальше коридоров станет больше. И спуски будут.

— И провалы, — добавил я. — Ну, идем дальше, чего стоять?

И мы пошли, медленнее, чем раньше. Некоторое время новых сюрпризов не было, разве что коридор стал выше. Потом мы вышли… даже не знаю, как это описать, — к чему-то вроде нехилого колодца. Ограждения, естественно, почти не было (не считать же таковым подстенок высотой мне до колена?), но пол приобрел небольшой наклон и идти стало удобно. К тому же теперь мы могли передвигаться не гуськом, а кучкой.

— Интересно, кто все-таки это построил, — сказал Джинн.

Мне лично это было неинтересно. Хотелось побыстрее добраться до женского пола… и заодно Апистии показать, что перекрыть все пути Призраку — neanche cazza! Кишка тонка!

— Пришельцы? — предположил Фредди. — Я когда-то фильм такой смотрел, начала века, двухмерный…

— Не думаю, — усомнился Джинн. — Скорее, какие-то тоталитаристы, фашисты, там, коммунисты, не знаю.

— И куда они потом делись? — спросил я. — Насколько я вижу, в этих коридорах тыщу лет никто не появлялся.

— Ну, так, может, когда-то в Антарктиде тепло было и люди жили, — предположил Призрак.

Мы тем временем свернули в коридор.

— Чет я про такое не слышал, — сказал я.

— Я тоже, — подтвердил Фредди.

— Может, кураторы сами это и построили? — предположил я.

— Этим стенам сто лет в обед, — ответил Джинн. — Думаешь, наши кураторы — бессмертные?

— А почему бы нам у них самих не спросить? — сказал Фредди.

Мы с Джинном уставились друг на друга, несмотря на темноту. Действительно, а почему?

— Угу, и признаться, что мы все это видели? — ответил я.

— Думаешь, они сами об этом не узнают? — спросил Фредди.

Ответить я не успел. Потому что Фредди исчез.

Перед сном я думала о Мерлине. Мерлине, которого здесь звали Джинн.

Говорят, бывает любовь с первого взгляда. Некоторые, правда, утверждают, что все это сказки для подростков. Как и вообще любовь. Старшее поколение на редкость цинично, впрочем, их можно понять. Во времена их молодости все было доступнее и дешевле… Блин, говорю как моя матушка. В любом случае наши родители циничнее нас, а их родители еще циничнее. Недаром постепенно возрождается такой почти забытый за прошедшие полвека жанр искусства, как мелодрама.

Мое поколение верит в любовь. И я верю.

Джинн, «парень из Сети», я чувствовала это, был кем-то вроде Саваюки в 3D-арте или Моцарта в музыке. Гений. Я залюбовалась его ботом — он был совершенным, как Витрувианский человек да Винчи. Простой, но невероятно функциональный. И буквально сразу же мне в голову пришла мысль — а вдруг это Мерлин? В смысле, не бот, а тот, кто его написал. Бота, кстати, звали Купером, а не Мерлином или Полем МакДи, и меня это напрягало.

Я понимала, что, скорее всего, выдаю желаемое за действительное — но ничего не могла с собой поделать, совсем ничего. Мне хотелось, чтобы это оказался именно Мерлин. И когда создатель бота вышел в Сеть, я, конечно…

…не сделала ничего. Только наблюдала за ним. А он, как Цезарь, занимался многими вещами одновременно — качал, рассматривал, что-то переписывал, создавая свои продукты. Не удивлюсь, если при этом он еще и с железом работал.

Потом была ночь и утро, после завтрака Апистия провела для новеньких, которых набралось полтора десятка, экскурсию по главному корпусу — меня поразило то, что двери появлялись и исчезали по воле нашей сопровождающей, кажется, где угодно.

В центральном корпусе были учебные залы, моделирующие самые разные места — от дна океана до открытого космоса. Нашелся ангар с уже знакомыми нам «Изидами» и еще каким-то транспортом (тут я смотрела невнимательно), мастерская, спортзал, даже тир. Был небольшой парк, напоминающий заросший джунглями стадион с озером вместо арены. В конце концов нам разрешили искупаться в «океане», где по воле Апистии растаяли айсберги и появились тропические рыбки. Мне понравилось, а вот Тень вышла подавленной.

— Что случилось? — спросила я. — Не любишь океан?

— Ты знаешь, что все это виртуальная реальность? — огорошила она.

Я отрицательно покачала головой, глядя на волны, с шуршанием накатывающие на берег:

— То есть ты хочешь сказать, что никакого моря здесь нет?

Тень кивнула:

— Похоже, у меня еще сверхспособность открылась. Нет, я испытываю все то же, что и ты — слышу шум прибоя, смотрю на волны, чувствую морской запах, ощущаю бриз и гальку… и одновременно вижу серую емкость с водой и плещущихся в ней девочек.

— Не самая лучшая сверхспособность, — вздохнула я.

Тень пожала плечами:

— Наверно, во всем можно найти что-то хорошее. Надо попробовать поискать. Как ты считаешь?

Я кивнула.

В эту ночь, заснув, я опять оказалась на берегу фальшивого океана. Но рядом со мной была не Тень, а Немезис. Она улыбалась, но от ее улыбки у меня мороз по коже пробегал.

— Забавно, тебе не кажется? — спросила она. — Океан нереален, но в нем можно утонуть.

И внезапно у меня под ногами разверзлась бездна. Я уходила на дно, хоть прекрасно плаваю, а Немезис смотрела на меня и улыбалась. Она схватила меня в последний момент, когда я уже захлебывалась, вытащила на берег и даже по спине постучала, пока я отплевывалась несуществующей водой.

— Пока ты веришь, ты можешь идти по воде, — проговорила она, когда я откашлялась, — но стоит разувериться, и ты тонешь. Ты нравишься мне, Дария, однако я очень не люблю тех, кто меня разочаровывает. Не разочаруй меня.

Она стала расти, как Алиса из старинной сказки. Через мгновение передо мной стояло чудовище — огромное, раза в три выше меня, похожее на оживший поток ужаса. Ко мне тянулись щупальца, по которым пробегали сполохи молний. Лишь глаза этого чудовища по-прежнему оставались глазами Немезис — не злыми, можно сказать, даже грустными. И я сделала шаг навстречу. Я вдруг поняла — это сон, но не «всего лишь сон», а нечто большее, словно подсознание пыталось что-то сказать или показать мне.