часов 13 июля первый эшелон гвардейской танковой армии уверенно выигрывает победу, теснит врага в западном направлении и наносит ему большие потери, несмотря на превосходство в тяжёлых танках. Нажим на врага усиливаю. Поле боя в огне и дыму. Горят немецкие и наши танки, но наших гораздо меньше» , — прочёл командующий фронтом, и на душе у него стало тепло. Он взглянул на дежурного по связи.

— Хороша депеша, капитан, но почему генерал велел её записать, а не позвонил мне?

— По вашей рации начальник штаба генерал Иванов вёл переговоры со штабом генерала Жадова.

— Понял, капитан. — Ватутин передохнул. — Можете идти!

Уже после войны, когда Главный маршал бронетанковых войск Ротмистров сел за стол писать воспоминания о Прохоровском сражении, он начертал такие строки:

«Солнце помогало нам. Оно хорошо освещало контуры немецких танков и слепило глаза врагу. Первый эшелон атаковавших танков 5-й гвардейской армии на полном ходу врезался в боевые порядки немецко-фашистских войск. Сквозная танковая атака была настолько стремительна, что передние ряды наших танков пронизали весь строй, весь боевой порядок противника. Боевые порядки перемешались. Появление такого большого количества наших танков на поле сражения явилось для врага полной неожиданностью. Управление в его передовых частях и подразделениях вскоре нарушилось. Немецко-фашистские танки «тигр», лишённые в ближнем бою преимущества своего вооружения, успешно расстреливались нашими танками Т-34 с коротких расстояний, и особенно при попадании в борт».

В танковом сражении под Прохоровкой немецко-фашистские войска потерпели тяжёлое поражение. Лишь одна танковая армия Ротмистрова подбила и уничтожила до 400 танков, в том числе 70 «тигров».

Утро 13 июля 1943 года. Ставка Гитлера.

Контрнаступление войск Красной армии на Курской дуге резко изменило стратегическую обстановку на всём советско-германском фронте. Гитлер был настолько обескуражен поражением своих войск на Курской дуге, что не сразу решил, как он поступит с генерал-фельдмаршалами Клюге и Манштейном, которые не оправдали его надежд. Он долго сидел за столом, задумавшись. Потом поднял трубку прямой связи с начальником штаба Верховного главнокомандования вермахта фельдмаршалом Кейтелем.

— Вильгельм, я вас жду! — резко бросил он в трубку и тут же положил её.

«Что-то фюрер не в духе», — подумал Кейтель. Он сложил все бумаги в сейф и поспешил к Гитлеру.

Когда Кейтель прибыл, фюрер поздоровался с ним и улыбнулся, что стоило ему больших усилий, так как тяжёлая весть, пришедшая с фронта, перцем жгла его Душу.

— Ты кто, Вильгельм? — спросил его Гитлер и, не ожидая ответа, продолжал: — Ты один из моих ближайших советников. А заходишь ко мне редко... Чего стоишь, садись!

— Мой фюрер, я готов дать вам дельный совет, если вы скажете, что вас тревожит, — ничуть не смущаясь, сказал Кейтель.

Гитлер подошёл к столу, за которым сидел Кейтель, и, опершись обеими руками на стол и строго глядя в лицо фельдмаршалу, произнёс:

— В боях на Курской дуге плохо идут дела у наших генерал-фельдмаршалов Клюге и Манштейна. В сражении под русской деревней Прохоровка вчера русские уничтожили все наши танки. Что будем делать, Кейтель?

— Вчера ночью мне звонил мой друг Эрих Манштейн, и, когда я спросил его, как идут дела на фронте, он ответил, что танки мы хотя и потеряли, но дух наш крепок и ещё не всё потеряно. Мой фюрер, не надо сгущать краски, ибо на войне всё случается...

Но Гитлер не слушал Кейтеля, он уже решил, как ему поступить.

— Вильгельм, в два часа дня проведём совещание в ставке, — сказал он. — Срочно вызывайте Клюге и Манштейна. Я намерен с ними серьёзно поговорить. Возможно, операцию «Цитадель» прекращу, ибо она не имеет успеха.

— Мой фюрер, на два часа дня у меня назначено совещание. Как быть?

— Проводи, Вильгельм, я сам побеседую с фельдмаршалами, — одобрил намерение Кейтеля Гитлер. — Только срочно вызови командующих группами армий «Юг» и «Центр».

— Я мигом это сделаю. — Кейтель поднялся из-за стола и поспешил к выходу.

Уже к часу дня оба фельдмаршала прибыли в ставку.

Ханс Гюнтер Клюге был человеком до мозга костей военным и этим гордился. Всякий раз, когда собирались немецкие чины, Клюге старался подчеркнуть это, чтобы молодые военачальники не забывали, кто учит их «побеждать врагов Третьего рейха». Военная карьера Клюге брала своё начало в 1938 году, когда он принимал участие в захвате Австрии и Судетской области в Чехословакии. А через год, командуя 4-й полевой армией, Клюге вёл боевые действия против Польши, Франции и СССР, когда Гитлер вероломно напал на Страну Советов. И лишь под Москвой 4-я полевая армия потерпела поражение. Когда Гитлер обвинил Клюге в нерешительности «в борьбе с красными большевиками», он, ничуть не смущаясь, заявил:

— Мой фюрер, я впервые встречаю в своей жизни таких фанатов, как красноармейцы. Они бесстрашно бросаются с гранатами под наши танки, идут в атаку с криком «Ура-а-а!». От их крика, признавались мне мои солдаты, кровь стынет в их жилах. И в рукопашную они идут с одной мыслью — убить как можно больше наших солдат. И это им удаётся. А почему? У них на винтовках штыки, и они владеют ими как виртуозы. А у наших солдат автоматы, и на них нет штыков. И ещё один аспект, мой фюрер, — воодушевлённо продолжал Клюге. — В моей армии половину танков русские уничтожили «коктейлем Молотова». Я сам испытывал испуг, когда видел, как горели наши танки, а в них заживо сгорали молодые танкисты, наши сыновья, мой фюрер. — Голос у фельдмаршала слегка дрогнул.

Гитлер ехидно произнёс:

— А слёз-то на твоём лице, Ханс Гюнтер, я что-то не вижу. Я не знал, что ты человек сентиментальный... — Он помолчал. — Скажи, что такое «коктейль Молотова»?

— Это бутылки с горючей смесью. Русские бросали их в танки, бутылки разбивались о броню, жидкость выливалась и мгновенно вспыхивала ярким пламенем. Как правило, экипажи сгорали в машинах, так как не могли из них выбраться из-за огня.

— А почему эти бутылки назвали «коктейлем Молотова»? — спросил Гитлер, в душе признав это оружие против танков практичным.

— Точно не знаю, но пленные русские объясняли это тем, что через несколько дней после того, как наши бесстрашные солдаты перешли русскую границу, бичом для красных бойцов стали наши танки, мой фюрер. Они наводили ужас на красноармейцев, и те, бросая оружие,