Прошло несколько дней, и правительница вновь согнала бывших горшечников на площадь. Позади нее стояла госпожа Аберия и стражники.

— Вы плохо запомнили полученный урюк, грязные ослы! Кто из вас посмел выставить египетские горшки у дома бунтаря, которого мы только что покарали? Если виновный не признается, мы уничтожим вас всех!

Всемогущество и безнаказанность кружили голову Име. После горшечников, она примется за других ремесленников. Она расправится со всеми! Все будут бояться ее и трепетать перед ней!

— Это сделал я, — признал свою вину сын казненного старика.

— Подойди ближе!

Понурив голову, преступник неуверенно повиновался приказу.

— Ты знаешь, что тебя ждет!

— Помилуйте, госпожа!

— Трусливое отребье, меня тошнит от вас! Вы думаете, что ваша царица Свобода поможет вам? Не надейтесь! Подкрепление уже на подступах к городу, египтяне будут разбиты, а царицу привезут в крепость живой. Она будет пленницей, и я сама, собственными руками, буду пытать ее.

Горшечник бросился властительнице в ноги.

Има плюнула на полуголого нищего.

— Все вы не люди, а жалкие, тощие крысы!

Горшечник внезапно распрямился и полоснул правительницу по горлу куском стекла, который зажал в ладони.

Помогая храбрецу расправиться с Имой, — кровь уже заливала ее белое платье на груди, — сотоварищи накинулись на стражу. Гиксосы настолько привыкли иметь дело с бессловесным покорным стадом, что растерялись и не сразу взялись за оружие. Ремесленникам терять было нечего, они наносили своим врагам удар за ударом.

Не растерялась одна Аберия. Глядя на нее, опомнились и стражники. Вместе они быстро справились с ремесленниками и, скрутив мятежникам руки, повели на расправу.

— Глупой индюшкой была при жизни, глупой индюшкой и померла, — пробормотала Аберия, поглядев на мертвую Иму.

Как только Яххотеп вернулась, Эмхеб тут же известил об этом фараона Яхмоса при помощи Плутишки.

— Души предков покровительствуют нам, — объявила Яххотеп египтянам. — Отныне Яхмос занял свое место на родословном древе. Теперь я должна сообщить правителю гиксосов Хамуди, что его ждет, если он не подчинится воле богов. Идемте поближе к стенам крепости.

Градоправитель Эмхеб невольно побледнел:

— Госпожа! Как вы собираетесь это сделать?

— Пусть для меня построят высокий помост.

Воины принялись за дело. Царица распорядилась:

— Перенесите помост как можно ближе к крепости!

— Это невозможно, госпожа! Тогда в вас полетят стрелы!

— Возможно! Хамуди должен хорошенько расслышать мои слова.

На небольшом и уже переполненном кладбище почти не осталось места, поэтому Хамуди распорядился открыть могилу Танаи и опустить туда Иму. Могилу раскопали, бросили туда Иму в окровавленном платье и снова засыпали землей.

Истеричка немало помогла Хамуди, с увлечением уничтожая его противников. Радовала и порочными, жестокими играми, которые были ему так по вкусу. Но теперь, став верховным владыкой гиксосов, он был рад избавиться от нее. Сотня ремесленников заплатит жизнью за свое преступление, а госпожа Аберия отныне будет всегда при нем, обеспечивая его безопасность.

— Господин! Египтяне приготовились к штурму крепости, — объявил караульный.

Хамуди едва не бросился бегом по лестнице на самую высокую башню.

Действительно, осаждающие столпились внизу, но на значительном расстоянии от стен.

Ближе всех стояла Яххотеп на высоком деревянном помосте.

Царица подняла вверх жезл с сияющим сердоликом.

— Смотри, Хамуди, смотри хорошенько на божественную кобру Буто в двойной короне! Ты можешь сказать, что не видишь ее, но твоему владычеству пришел конец. Если у тебя осталось хоть немного разума, то ты покоришься фараону Яхмосу и будешь просить у него милости. Если же нет, то гневное Око Ра уничтожит тебя.

— Лук! — потребовал владыка гиксосов в ярости.

Яххотеп неотрывно следила за стрелком, который натягивал тетиву, целясь в нее.

— Госпожа! Сойдите с помоста! — молил царицу градоправитель Эмхеб.

Царица продолжала стоять, высоко подняв жезл с сердоликом и сияющей золотой коброй.

В тот миг, когда тетива натянулась до предела, лук треснул и распался.

Теперь не только египтяне, но и гиксосы знали, что божественное Око Ра защищает царицу Яххотеп и фараона Яхмоса.

Ошеломленные Афганец и Усач переглянулись.

Они опять отбили атаку колесниц хананеев, в третий раз за последние десять дней.

И они сами, и их воины были изнурены до предела, и все-таки находили силы сражаться. Хорошо себя чувствовали до сих пор только лошади, которые беспрекословно повиновались возничим. Между ними и людьми возникло удивительное взаимопонимание, благодаря которому удавалось справиться с самыми неприятными неожиданностями.

— Каковы наши потери? — с беспокойством осведомился фараон Яхмос.

— Чудо из чудес, — ответил Афганец, — всего-навсего десять убитых. Зато противник потерял тридцать колесниц, они разбиты полностью.

— Но у нас есть другая беда, господин, — подал голос Усач, — вы слишком рискуете собой. Вам нужно быть осторожнее.

— С таким стрелком за спиной, как Яхмес, сын Абаны, мне нечего бояться. А если я буду избегать сражений, то во имя чего будут рисковать собой мои люди? Станут ли они сражаться за труса?

На закате солнца вернулся разведчик, который пробрался в восточные земли Дельты. Он принес хорошие вести. Против захватчиков взбунтовалось множество селений. Мятежники угоняют колесницы и крадут лошадей. Гиксосы пытаются восстановить порядок, но пока безуспешно. Вряд ли в ближайшее время они возобновят нападения.

— Поддержим восставших, — решил фараон. — Пусть две сотни наших ратников отправятся им на помощь и причиняют гиксосам как можно больше беспокойств.

С тех пор как Яххотеп вернулась из Буто целой и невредимой, а потом еще высмеяла Хамуди, все ратники освободительного войска почитали ее не меньше богинь-покровительниц. Они верили, что благодаря Оку Ра царица поможет им справиться с любыми превратностями судьбы. Но пока войско противника было неизмеримо больше египетского, а крепость Аварис оставалась неприступной твердыней.

— Люди нуждаются в отдыхе, — настаивала Кошечка, сама исхудавшая из-за бессонных ночей, посвященных уходу за ранеными. — Если не дать им восстановить силы, они могут умереть.

— После резни с хананеями, которую они так достойно выдержали, у них не больше сил, чем у нас, — признал правоту жены Усач.