— Пусть поднимаются на борт, — произнес он. — Бонден, поднимайтесь. Рад вас видеть, — продолжал он, глядя на стоявшего на шканцах Бондена с широкой улыбкой. — Как поживаете, а? Надеюсь, лучше всех? Вы доставили мне какое-то сообщение?

Это было единственное разумное объяснение того, что моряк добрался до него по неспокойным водам Спитхеда: самая жестокая за годы последних войн насильственная мобилизация подчистую выгребла с суши всех опытных матросов. Однако на ленточке шляпы в руках Бондена не было названия корабля, а в его восторженности было нечто такое, что пробуждало в Джеке надежду получить достойное пополнение.

— Никак нет, ваша честь, — отвечал Бонден. — Дело в том, что наш Джо, — он ткнул пальцем в сторону своего спутника (разумеется, это был Джозеф Плейс, кузен Бондена, работавший со становым якорем, из вахты правого борта, немолодой, туповатый, но в трезвом виде надежный как скала и великолепный мастер по завязыванию морских узлов), — сказал, будто вы снова снаряжаетесь в поход. Вот мы и пришли от Приддис Хард, чтобы записаться к вам добровольцами, если только для нас найдется местечко.

Если бы не субординация, Джек пустился бы в пляс на радостях.

— Уж для вас-то место найдется, Бонден, — отозвался он. — А вам, Плейс, придется заработать себе место, научив парней вязать свой знаменитый узел «Мэттью Уокер». — Эту шутку Джозеф Плейс не понял, однако у него был довольный вид, и он, отдавая честь, коснулся лба костяшками пальцев. — Мистер Паркер, будьте добры, запишите этих моряков: Плейс, полубаковый, и Бонден, мой старшина рулевых.

Через пять минут Джек и Стивен оказались в баркасе, на руле привычно сидел Бонден, как бывало во многих кровопролитных вылазках на испанское побережье. Как ему удалось остаться на свободе и пробраться через весь огромный порт, где ощущалась такая нехватка в матросах, Джек спрашивать не стал: все равно в ответ он услышит какую-нибудь сказку на ночь. Поэтому, когда они стали приближаться к смутным очертаниям гавани, Джек Обри поинтересовался:

— Как поживает ваш племянник? — Он имел в виду Джорджа Лукока, весьма многообещающего юношу, которого назначил на должность мичмана на «Софи».

— Наш Джордж, сэр? — негромко переспросил Бонден. — Он на борту «Йорка». А «Йорк» со всей командой находится на дне Северного моря. Джордж был на нем всего лишь фок-мачтовым. А перед тем как наняться на «Йорк», он сбежал с доминиканского судна.

— Он бы мог сделать карьеру, — произнес Джек, покачав головой.

У него перед глазами стоял этот молодой человек, сиявший под лучами средиземноморского солнца от радости после своего производства в офицерский чин; он вспомнил, как блестела в руках мичмана полированная бронза секстана — знака принадлежности к обитателям шканцев. Джек также припомнил, что «Йорк» сошел со стапелей верфи пройдохи Хикмана, об этом судне ходили слухи, что в его трюме не нужно было фонаря из-за свечения гнилого дерева. Это корыто было построено из такого гнилья, что не могло выдержать настоящего шторма. Поистине это был плавучий гроб, оплаканный десятками вдов.

Такие невеселые мысли занимали Джека, пока баркас отыскивал дорогу среди многочисленных судов, подныривая под тросы, протянутые к огромным силуэтам трехпалубников, иногда вызывая беззлобную брань или соленые шутки опытных моряков. А однажды из-за буя раздался окрик: «Эй, „Ошибка плотника"!», сопровождавшийся взрывом дикого хохота; от этих подколок у Джека окончательно упало настроение.

Стивен всю дорогу тоже молчал как рыба. Лишь заметив на пристани поджидавшего их Пуллингса, Джек немного повеселел. Молодой человек стоял на берегу вместе с родителями и на редкость красивой девицей, милым, миниатюрным розовым созданием в кружевных митенках, с огромными встревоженными голубыми глазами. «Кажется, что она вышла из кукольной коробки», — подумал Джек, очень доброжелательно глядя на нее сверху вниз.

Старший мистер Пуллингс был небогатым фермером, чье хозяйство находилось на опушке Нового Леса: он привез с собой к столу пару молочных поросят, уйму оленины и пирог; а гостиница обеспечит всех черепаховым супом, вином и рыбой. Остальными гостями были молодые лейтенанты и штурманские помощники. Сначала они были мрачны, словно на похоронах, Пуллингс-старший стеснялся, затем принялся, запинаясь, благодарить капитана Обри за доброту к его Тому. Едва дослушав излияния старика, Джек с удовольствием выпил и тут же налил себе еще. Молодежь давно успела проголодаться, и вскоре обильная еда и вино развязали всем языки. Спустя некоторое время послышались гул, смех, воцарилось всеобщее веселье, Джек Обри расслабился и принялся слушать рассказ миссис Пуллингс о том, как она беспокоилась, когда Том убежал из дома на море «без смены белья, без одежды, в которую смог бы переодеться, и даже без крепких шерстяных чулок».

— Трюфели! — воскликнул Стивен, увлекшийся огромным пирогом — произведением миссис Пуллингс (молодые фазаны, очищенные от костей и нашпигованные трюфелями в желе из собственной крови с добавлением мадеры и телячьих ножек). — Трюфели! Любезная мадам, откуда у вас такие великолепные трюфеля? — спросил он, зацепив один из них вилкой.

— Вы о начинке, сэр? Мы называем их земляными грибами. Пуллингс собирает их дюжинами на опушках леса.

Трюфели, сморчки, шляпочные грибы, грибы с латинским названием Hirneola auricula judae (вполне съедобные, если ими не злоупотреблять; и даже в таком случае это лишь иногда приводит к небольшим судорогам и легкому одеревенению шеи, которые проходят через два-три дня, сущий пустяк, из-за которого не стоит беспокоиться) — все это занимало Стивена и миссис Пуллингс до тех пор, пока со стола не сняли скатерть, пустив по кругу портвейн. Уж тут исчезли все различия в чинах: во всяком случае, один молодой человек держал себя то как особа королевской крови, то как адмирал. Огонь свечей казался зыбким в клубах табачного дыма, а винные пары заставили Джека выкинуть из головы мысли о том, что он станет делать, когда ветер посвежеет, со всем этим рангоутом и такелажем, что будет с балластом, удифферентовкой, экипажем, припасами, и стал тем беззаботным лейтенантом, каким был совсем недавно.

Присутствующие выпили трижды по три раза за короля, Первого лорда («Да благословит его Господь!» — воскликнул Пуллингс), лорда Нельсона, жен и возлюбленных, за мисс Чабб (розовое дитя) и других юных дам, отнесли старшего Пуллингса в постель и грянули хором:

Споемте, друзья, как певали, бывало,

Как начала соль нам лицо разъедать,

Как к Англии милой мы плыли Каналом.

До ней, до родимой, рукой уж подать.

Нащупали лотом большие глубины,

Навстречу зюйд-весту стремглав понеслись,

Грот-марсель поставив, сомненья отринув,

Английским каналом — а ну расступись!

Все пели с таким воодушевлением, что один только Стивен заметил, как дверь приоткрылась и в комнату проскользнул Скрайвен, который с любопытством оглядел присутствующих. Едва он успел коснуться локтя Джека, как гости зашумели еще громче, дверь распахнулась настежь, и в помещение ворвались судебные исполнители.