— Не хуже, чем любой другой. Я даже испытываю к нему определенную симпатию.

— Вы намерены оставить его у себя?

— Возможно. Вам положить начинки?

— Буду весьма признателен. Когда еще мы отведаем такую приправу с луком? Как вы полагаете, после того как Скрайвен съест свое жаркое, сможет ли он, по вашему мнению, занять наши места на почтовом судне, пока мы упаковываемся в Хемпстеде? Он вполне может успеть.

— Безопаснее для вас уехать как можно быстрее, Джек. В прессе писали о приеме у леди Кейт, ваше имя упоминается в «Кроникл», а возможно, и в остальных газетах. Ваши кредиторы наверняка знакомы с этими публикациями. Их агенты в Портсмуте вполне способны встретить карету. Мистер Скрайвен на собственной шкуре испытал их дьявольскую изобретательность. По его словам, они бдительны и шустры, как настоящие ищейки. Вы должны отправиться к пристани в дилижансе. Я позабочусь о вашем багаже и отправлю его в фургоне.

— А разве вы не едете со мной, Стивен? — воскликнул Джек, оттолкнув тарелку, и, ошеломленный, уставился на доктора.

— В настоящее время я не собирался в море, — отвечал Стивен. — Лорд Кейт предложил мне должность судового врача на флагманском корабле, но я просил его уволить меня от этой чести. Здесь слишком много дел, требующих моего присутствия; кроме того, я давно не был в Ирландии…

— Но я был совершенно уверен, что мы поплывем вместе, Стивен! — вскричал Джек. — А я-то так обрадовался, когда получил ваши бумаги. Что же я… — Он взял себя в руки, а затем гораздо более спокойным голосом продолжил: — Конечно же, я не имел никакого права решать за вас. Прошу прощения; я тотчас же дам объяснения Адмиралтейству, что это целиком моя вина. Конечно же, флагманский корабль — совсем иное дело. Это не больше, чем вы заслуживаете. Боюсь, я был слишком самонадеян.

— Ну что вы, дорогой! — искренне огорчился Мэтьюрин. — К флагману это не имеет никакого отношения. Начхать мне на любой флагманский корабль. Зарубите это у себя на носу. Я бы предпочел шлюп или фрегат. Не в этом дело. Просто сейчас я не готов отправляться в плавание. Однако оставим пока все, как есть. Мне не хотелось бы предстать в глазах членов Совета Адмиралтейства этаким ветреником, у которого семь пятниц на неделе, — произнес он с улыбкой. — Не надо падать духом, дружище. Меня просто озадачила эта внезапность. Я более рассудителен в своих поступках, не то что вы, вечные морские бродяги. До конца недели я занят, но затем, если ничего не произойдет, в понедельник я присоединюсь к вам с моим корабельным рундуком. Давайте же выпьем ваше вино — восхитительное зелье для такой забегаловки — и закажем еще одну бутылку. И, прежде чем посадить вас в дилижанс, я расскажу вам о нюансах британского законодательства, касающихся отношений должников и кредиторов.

«Достопочтенный сэр,

Настоящим сообщаю Вам, что я прибыл в Портсмут днем раньше, чем предполагал. С нижайшей просьбой разрешить мне явиться на борт не ранее нынешнего вечера и доставить мне удовольствие лицезреть Вас за обедом.

Остаюсь, достопочтенный сэр,

Вашим преданным покорным слугой.

Стивен Мэтьюрин».

Сложив письмо, он написал: «Капитану королевского флота Обри, шлюп Е. В. „Поликрест"», заклеил его и позвонил в колокольчик.

— Вы знаете, где находится «Поликрест»?

— А то как же, сэр, — отвечал слуга с понимающей улыбкой. — На него ставят орудия в артиллерийской верфи. И во время последнего прилива ему здорово досталось.

— Тогда будьте добры, велите тотчас отнести туда это письмо. И позаботьтесь, чтобы остальные письма были отправлены на почту.

Снова повернувшись к столу, он раскрыл дневник и записал:

«Я подписался: „преданный покорный слуга“. Вне сомнения, именно преданность привела меня сюда. Даже холодному, самодостаточному человеку необходимы токи живительного общения, если он не хочет умереть в одиночестве. Натурфилософии, диалогов, которые ведут мертвецы под переплетами книг, недостаточно. Мне нравится думать, и я действительно думаю, что Д. О. по-настоящему привязан ко мне в соответствии с его нерефлективной, жизнерадостной натурой, как и я к нему — я помню, как был тронут его горем. Но как долго эта привязанность будет сопротивляться испытаниям молчаливых будничных столкновений? Его доброта ко мне не помешает ему преследовать Диану. И того, чего он не желает видеть, он не увидит: я не обвиняю его в сознательном лицемерии, но выражение quod volunt credere[38]применимо к нему, как ни к кому другому. Что касается ее, то я в недоумении… сначала доброта, затем она отворачивается от меня, как от врага. Такое впечатление, что, играя с Д. О., она и сама запуталась. (Но неужели она расстанется со своим честолюбием? Вряд ли. А ведь он в меньшей степени годится в мужья, чем я. Он в меньшей степени законный приз. Неужели это порочная склонность? Д. О. хотя и не Адонис, но, по моему мнению, довольно красив, чего нельзя сказать обо мне.) У меня такое впечатление, будто его рассказ о моем мифическом богатстве, прошедший через уши миссис Уильямс и усиленный убежденностью этой тупой дамы в том, что все это правда, превратил меня из союзника, друга, даже сообщника Д. О. в его противника. Такое впечатление, будто бы… тут может существовать тысяча самых нелепых предположений… Я в растерянности, я обеспокоен. И все же я думаю, что меня можно исцелить, это жар в крови, а настойка опия охладит его, как охладит расстояние, а также хлопоты и дела. Чего я опасаюсь, так это разгорающейся ревности: прежде я никогда не испытывал подобного чувства, и хотя все знание света, весь опыт, литература, история, обычные наблюдения убеждали меня в ее силе, я совсем не понимал ее истинной природы. Gnosce te ipsum[39]— приходящие в голову мысли ужасают меня. Нынче утром, когда я шел рядом с каретой, которая с трудом поднималась на Портс Даун Хилл, и оказался на вершине холма, передо мной внезапно открылась вся портсмутская гавань: внизу засверкали Госпорт, Спитхед и паруса, пожалуй, половины флота Английского канала. Когда могучая эскадра проходила кильватерной колонной мимо Хазлара, поставив все лисели, у меня появилось страстное желание оказаться в море. Там такая чистота. Бывают моменты, когда все происходящее на суше кажется мне неискренним, темным и убогим, хотя, разумеется, темноты и убожества хватает достаточно и на борту военного корабля.

Я не знаю наверняка, до какой степени Д. О. разбудил алчную доверчивость миссис Уильямс, но, судя по тому, как она передо мной заискивала, ему это удалось в достаточной степени. Любопытно, но в результате акции Д. О. поднялись почти так же высоко, как и мои. Она не стала бы возражать против сватовства Д. О., если бы его положение упрочилось. То же самое, я уверен, можно было бы сказать и о Софи. Однако я полагаю, что это доброе дитя, столь твердо придерживающееся принципов, в которых она воспитана, скорее зачахла бы в старых девах, чем ослушалась бы матери и вышла замуж без ее благословения. Это вам не Гретна-Грин[40]. Она милое, доброе дитя, одно из тех редкостных созданий, в которых принципиальность не исключает юмора. Конечно, сейчас не то время, но я очень хорошо помню, как она веселилась у себя дома, в Мейпс Корт. Большая редкость у женщин (сюда стоит включить Диану, которая, правда, ценит прежде всего острое слово и лишь иногда сверкнет блесткой юмора), которые зачастую напыщенны, как совы, хотя и не прочь бездумно похохотать. Какая будет жалость, если нынешняя печаль станет частью ее натуры, а с ней это может случиться скоро. Перемены к худшему уже наложили отпечаток на ее лицо».