— В хорошую погоду с этого склона виден Казбеги, — тихо проговорил Мажит. Он уселся на камень рядом с Фёдором, протянул ему половину зачерствевшей лепёшки.

— Эх, когда же я поем досыта? Посомтри на меня, Педар-ага, посмотри: кожа да кости! Настанет день, когда поутру ты вместо друга найдёшь у потухшего костра груду завшивевшего тряпья, которое...

— Как пробраться в Коби, а? Тебе ж доводилось бывать в этих местах, грамотей. Подскажи! — невпопад ответил казак. — Ты — хитрый, ты — умный, ты — учёный. Подскажи!

— Хвали, хвали меня. Может быть, тогда Аллах и надоумит...

Казак бросил быстрый взгляд на остроносый профиль аккинца. Мажит загадочно улыбался, разрезая обоюдоострым кинжалом спелое яблоко. Истекающие сладким соком дольки его аккинец раскладывал на гранитной поверхности камня.

— Где добыл яблоко, хитрец?

— Гузель дала его мне... Девушка, даже если она отважный воин, жаждет ласки и горячих мужских объятий. Через доспехи она почувствовала жар моего тела и...

— ...и оделила тебя яблочком. Теперь вы жених и невеста. А когда вы поженитесь, каждый вечер перед сном она станет дубасить тебя по бритому черепу, дабы ты вернее исполнял супружеский долг!

— Не оскорбляй меня, Педар-ага! В награду за необычную вежливость, я покажу тебе тайный ход за стены Коби. Тем более, что и Йовта знает его и намерен им воспользоваться.

— Много же ты знаешь. — Фёдор горько усмехнулся. — Устал я. Хочу к своим, хочу снова слышать русскую речь...

В тот же миг ухнул пушёный залп. Над южным склоном безымянной горы взвился легчайший дымок. Склоны суровых утёсов отозвались рокочущим эхом. Мажит вздрогнул.

— Скоро, скоро исполнится твоё желание, Педар-ага! — прошептал грамотей.

Над крепостью клубились грозовые тучи. Вспышки зарниц освещали их тёмные подбрюшья. Ниже по склону горы в редколесье горели частые костры бивуаков. Бойницы и бастионы крепости были так темны, словно всё живое покинуло их — ни единого огонька, ни тени, ни движения.

— Ночью будет буря, — задумчиво молвил Йовта, укрощая беспокойство Ёртена.

— Ночью будет битва, — в тон ему тихо произнесла Аймани.

— Эй, Джура! — Йовта властно окликнул одного из всадников. Он один из всего отряда не спешился, не опустил тело на разогретые солнечными лучами камни.

— Что видишь ты по ту сторону долины?

Джура, единственный из всадников не носивший лат, из-под нависших шерстин папахи уставился на озаряемую вспышками зарниц Коби.

— Вижу русские части. Вижу пушки, вижу поганое знамя с ликом их злого бога. Они поднимаются к Коби по южному склону.

— На коней, джигиты! — взревел Йовта. — Прольём кровь неверных во славу Аллаха!

Огненногривый Ёртен плясал и горячился под ним, словно и не было изнурительного перехода, словно не было долгих недель впроголодь в ледяной пустыне. Боевой конь чуял сражение так же ясно, как звонкоголосый петух чует приближение утра.

— ...Будет битва... — устало повторила Аймани.

«....Господи, Боже мой, удостой

Не чтобы меня понимали,

но чтобы я понимал,

Не чтобы меня любили,

но чтобы я любил...»

Слова молитвы

Они вступили в бой с ходу. Под струями проливного дождя четверо латников с Йовтой во главе ринулись в гущу заварухи. Защитники крепости — полурота русских солдат при поддержке нескольких конных воинов в черкесках и папахах, отражая наскоки противника, пятились к воротам крепости. Из-за деревьев шипя прилетали пушечные ядра. Падая, они поднимали в воздух комья намокшего от дождя дёрна. Со стен крепости палили из ружей, но выстрелы были редкими и всё мимо цели. В сполохах молний Фёдору была видна лишь беспорядочная беготня и высверки клинков.

Вскоре звон стали и выстрелы утихли. Всадники Йовты развернули коней и умчались вниз по склону туда, откуда палили по ним пушки русской строевой части.

Фёдор видел, как защитники крепости покидали поле боя, унося под защиту крепостных стен убитых и раненых. Он беспокоился об Аймани, которая снова исчезла. Соскочив с крупа Ёртена, она словно на минуту прислонилась к древесному стволу и тут же бесследно растворилась, исчезла из вида. Фёдор высматривал Гасана-агу. Какая участь постигла курахского рыцаря?

Впрочем, Фёдору не довелось принять участие в схватке. Джура ловко надел на его руки и ноги колодки, но этого Джуре показалось мало — жёсткая петля аркана сдавила горло казака. Другой конец верёвки приспешник Йовты привязал к стволу высокого клёна. Волчка, словно, в насмешку подвесил на этом же дереве, на высоком суку, для чего не поленился взобраться на нижнюю, толстую ветку.

— Что ж ты творишь, нехристь? — ворчал Фёдор. — Ослабь верёвку — больно давит, трёт! Зачем саблю на дерево закинул? Перед хозяином выслуживаешься, басурманин? Почему ж тогда и вовсе не отнять?

— Хозяин не велел, — бросил Джура, убегая.

Участь Мажита оказалась немного легче. Так же как и Фёдор, скованный колодками, он избежал жёсткой петли аркана. Аккинский грамотей уселся на землю, у ног Фёдора.

— Счастливчик... — кривился Фёдор. — Эх, зачем я не стал муллой? Тогда б этот барсучий сын не посмел бы меня арканом душить...

— Всё оттого, что я слабый, Педар-ага. А ты — мужественный боец и опасный враг. Йовта боится тебя, потому и велел своему слуге надеть тебе на шею аркан...

— То-то я не разберу пока кто и кому тут друг или враг.

— Мне хочется пить, — рассеянно заявил Мажит.

Кривоногий, толстенький и остроносый, похожий больше на барсука, чем на бравого джигита, Джура оказался хорошим бойцом. На глазах Фёдора он снёс головы двум противникам, рискнувшим участвовать в смелой вылазке за стены Коби, сам получил рану, но не вышел из боя до самого конца.

Фёдор сообразил: небольшой гарнизон, человек в пятьдесят, не более, Йовта неотлучно держал под стенами крепости. Прочие отряды его войска, разбившись на шайки, грабили окрестные селения. Завидев со стен строевую русскую часть на марше, защитники крепости решились на отчаянную вылазку.

Ливень утих, унесённый порывами холодного ветра с гор. Ветви клёна роняли на головы и плечи пленников частые капли холодной влаги. Фёдор и Мажит сидели на земле спина к спине. Близилось утро. Было холодно и туманно. Из белёсой пелены выступали стволы ближних деревьев. Издали слышалась редкая ружейная пальба и крики людей. Иногда в туманном мареве проносился невидимый взору всадник или вспархивала с ветки ночная птица, низвергая на головы пленников водопады дождевой влаги.

Бой утих лишь под утро. Фёдор не сомкнул глаз, ёрзал, вертел головой пытаясь ослабить хватку аркана. Но мокрая пенька не хотела поддаваться. Наконец он смирился, привалился к костлявому боку Мажита, задремал.