Время от времени Брайди приветствует кого-нибудь из незнакомцев, заходится страшным кашлем или внезапно издает пугающее восклицание, а затем всматривается в лица прохожих.

Она проверяет свою маскировку.

Сегодня Брайди сменила юбки на брюки, корсаж – на сюртук, капор – на цилиндр. Кора подняла вверх ее волосы и из старого мехового палантина смастерила пару пышных бачков, которые она закрепила на щеках Брайди с помощью специально приготовленного клея.

Как ни странно, эффект вполне убедительный. Но достигается он, пожалуй, больше за счет манер Брайди, а не самого костюма.

Руби, прислонившись к дверному косяку одной из лавок, с любопытством наблюдает за ее экспериментами.

Последний раз Брайди надевала мужской наряд несколько лет назад. Она делает пробный круг по переплетеньям узких улочек и возвращается по Литл-Бритен. Вскоре прохожие при виде нее перестают вздрагивать, а лишь скользят по ней невыразительными взглядами, и Брайди вспоминает, что она отличная актриса. Что она не только ловко носит шляпу и мастерски управляется с тростью и карманными часами, но еще умеет насвистывать (бодро, весело) и подмигивать (цветочницам, лавочницам и ослам уличных торговцев). Она вспоминает свою давнюю походку – целеустремленный пружинистый шаг. К этому она добавляет вальяжность Руби – в соразмерности со своим возрастом и опытом. И снова наслаждается почти позабытой свободой движений, когда ноги, не стесненные нижними и верхними юбками, получают возможность широко шагать, подпрыгивать и перепрыгивать. И другими свободами – бывать всюду где душе угодно, что дозволено только мужчинам. А что вы хотели? У них ключи от города! А со свободой бывать где угодно приходит и раскрепощенность взгляда, ибо главное занятие мужчины на улице – рассматривать окружающих, а не к себе привлекать внимание (новые щегольские пышные бакенбарды не в счет).

Брайди приподнимает шляпу, приветствуя Руби, посылает воздушный поцелуй поденщице и, обхватив ладонью набалдашник трости, направляет свои стопы в больницу Св. Варфоломея, на смотровую галерею главного анатомического театра. У нее билет в первый ряд.

* * *

Нет, пожалуй, не в первый. Брайди решила, что разумнее занять место в последнем ряду верхнего яруса. Руководствовалась она двумя причинами: во-первых, в священные залы медицинской науки допускаются только мужчины; во-вторых, возможно, скоро она лицом к лицу столкнется с величайшим антихристом, который когда-либо ступал по земле. И, если это произойдет, нежелательно, чтобы Гидеон Имс узнал ее.

Зрители толкаются, вертятся, обмениваются медицинскими сплетнями. Они переговариваются тихими голосами, и оттого шум, скапливающийся в зале с высоким стеклянным потолком, походит на жужжание, перемежающееся покашливанием и шарканьем ног. Царит атмосфера напряженного ожидания, зловещего возбуждения. Помещение нагревается, и тепло разносит запахи косметических средств для укладки волос, застоялого табачного дыма и перегара. В жаре Брайди все труднее удерживать бакенбарды на лице. Она прижимает их к щекам, промокает лоб и надеется на лучшее.

Никого из знакомых она не видит – и слава богу. Если увидит, нагнет голову. Сейчас она – служитель медицинской науки, как и все остальные зрители.

Пациента кладут на стол, делают ему анестезию – под надзором врача с засученными рукавами, в безукоризненно чистом фартуке. Тот скрупулезно проверяет и поправляет стеклянную бутыль, резиновые трубки, дисковые регуляторы и насосы. Благодаря благословенному усыпляющему средству сейчас перед Брайди разворачивается совсем не та картина, свидетелем которой она была, когда впервые наблюдала хирургическую операцию.

Сентябрь 1846 года. Та же больница, другая операционная. Она стояла между Прадо и Валентином Роузом. Ей было не больше пятнадцати лет, не меньше… да кто ж его знает. Прадо нарядил ее под мальчика и тайно провел в операционный зал, наверняка подкупив одного-двух человек. Роуз шутил, что у него появился младший брат-извращенец, и она, чтобы досадить ему, оставила незастегнутой одну пуговицу на жилете. Брайди смотрела, как два дюжих санитара втащили в зал пациента. Тот активно сопротивлялся, но без должного энтузиазма, как могли заметить зрители. Правда, он все еще кричал, но теперь уже хрипло и на удивление ритмично.

– У него сложный перелом правой ноги, – объяснил Прадо, поворачиваясь к Брайди. – Словно из мясорубки.

Пациента – теперь он всхлипывал – привязали ремнями к длинному деревянному столу. Срезали с него брюки.

В зал вошел хирург – суровый тип в грязном фартуке. Зрители мгновенно умолкли.

– Сложный перелом, – провозгласил он. – Что мы делаем в случае сложного перелома конечности?

– Отпиливаем ее, сэр, – ответил ему один из медиков.

– Браво. – Со стола, что стоял рядом, хирург взял ампутационный нож с прямым лезвием.

Прадо слегка подтолкнул локтем Брайди.

– Он использует метод tour d’mastre: круговой разрез по диаметру конечности, начиная под коленом. Потом хирургической пилой быстро отсекает кость. Не время терять присутствие духа.

– Пила вонзится, хочешь не хочешь запаникуешь, – рассудила Брайди.

– Я не пациента имел в виду, – улыбнулся Прадо. – Хирургу нельзя паниковать. Потом что?

– Перетягиваем артерии и формируем культю кожными лоскутами? – предположил Роуз.

Прадо кивнул.

– На все про все четыре минуты. Я видел, как такую операцию провели за три минуты тридцать восемь секунд. Лучший результат на моей памяти.

– Есть более современный метод, сэр, – заметил Роуз.

– Есть более современные хирурги. Впрочем, подожди, этот еще всех переплюнет…

Пациент метался на столе: глаза лезут из орбит, слюна брызжет во все стороны. Ассистенты хирурга, встав по обе стороны от больного, пытались удержать его за плечи.

Хирург глянул на ассистента, что стоял подле него с карманными часами в руке.

– Засекай, поехали.

Руки хирурга сомкнулись вокруг сломанной ноги пациента. Тот закричал. Издал столь ужасающе душераздирающий вопль, что Брайди чуть не бросилась бежать. Она заткнула пальцами уши. Быстрыми уверенными движениями хирург ощупал сломанную ногу.

Нож приставлен. Брайди и остальные зрители подались вперед.

Пациент потерял сознание – к счастью для себя и для всех остальных.

* * *

– Он – талантище, – говорит парень слева от Брайди.

Высокий, худой, с выпирающими зубами, он стоит почти вплотную к Брайди, так что она чувствует на щеке его дыхание.

– Гений из гениев, – поддакивает ему краснощекий плотный парень по правую руку от Брайди. От него несет мясом.

Парень справа пристально смотрит на Брайди.

– Что-то я тебя раньше не видел. Впервые?

– В Лондоне – да, – отвечает Брайди более низким голосом, чем намеревалась.