Да. Если она согласится принять меня, рискну. А нет — возвратимся к плану «А».

Какому это?

Оскорблять всех на этой планете в надежде, что кто-нибудь меня да убьет.

Что ж, аминь.

Артур

Бред какой-то. Провести большую часть перелета, разговаривая с компьютером?

Ну вообще-то ты разговаривал сам с собой. Компьютер всего лишь роется в твоей памяти и подбирает подходящие реплики из уже имевших место разговоров. Прислушайся хорошенько — и услышишь щелчки в месте склеек.

Знаю, знаю. Но трудно оторваться от этого. Я уже терял один раз Фенчёрч, и едва не умер из-за этого. Даже сейчас, через столько лет не могу не думать о ней.

Столько лет? Не так уж и много времени прошло.

С учетом виртуальной жизни — много. Я ведь черт знает сколько прожил на том пляже, рисуя портреты Фенчёрч.

Помню. Чудовищные портреты. Надо двигаться дальше.

Ты хочешь сказать, до тех пор, пока вогоны не уничтожат и эту новую планету?

Или до тех пор, пока я ее не спасу. Не забывай, мне приходилось ведь уже спасать планеты.

Сдается мне, приятель, это наша с тобой последняя жизнь. Сколько мы еще можем спасаться при уничтожении планет? Вряд ли еще хоть раз.

Вогонов может утихомирить Гавбеггер. Или Тор — кто уж там из них победит. В конце концов. Вселенная велика, а мы часть ее. Не хотелось бы провести остаток жизни за виртуальным флиртом с набором плат и проводов.

Ну… да. Ты прав, конечно, но здесь мы в безопасности. Нас здесь никому не найти, не то что угрожать термоядерными боеголовками.

И что, мы останемся здесь навсегда?

Нет… Полагаю, нет.

И что нам тогда делать?

Действовать.

Что-то у меня настроения нет.

Действуй!

Ладно. Фенчёрч забыта?

Разумеется. Совершенно. Фен… как ее там?

Хороший мальчик.

[совсем тихо]: Фенчёрч… Разве ее забудешь?

Форд

Я целых восемь минут могу не моргать. Восемь минут — наверняка это рекорд или я не знаю что. Кстати, не моргать очень успокоительно. Ну, я и до того, как подняться сюда на борт не то чтобы уж слишком напрягался, но сейчас просто как в нирване… или не-рвани? Последнее не лишено смысла, потому что одет я не в рвань какую-нибудь… вот только почему полного покоя все-таки не получается?

Пиво, пиво… Пейте пиво пенное, морда будет… так, ладно.

О! Блин! Ну и дурак. Я знаю, что мне делать. Надо написать что-нибудь для «Путеводителя» про этот корабль — на случай, если издательство сумеет когда-нибудь выставить этих вогонов коленкой под зад. Боже праведный, вот это будет сенсация. Многим ли смертным удавалось путешествовать на борту «Тангриснира»? Ну, не знаю. Наверняка немногим, ручаюсь, зато следующий, кому это удастся, сможет воспользоваться полезной, информативной статьей «Путеводителя». Точно. Теперь подумаем, что бы такого написать. По возможности сжато, чтобы не дать этим ублюдкам в издательстве возможности порезать текст. Что-то такое, что говорило бы о моем несомненном авторстве и одновременно передавало бы всю гамму эмоций от этого замечательного золотого корабля. Моим последним материалам недоставало компактности. Поэтому напишем покороче. Строго по сути. Без всяких там вводных слов и лирических отступлений — быка, так сказать, за рога. Так держать, капитан.

Ага! Нашел! Есть только одно слово, способное передать душу и меня, и этого потрясающего судна. Удачная характеристика, популярная равно как среди старых ворчунов, так и среди юной поросли.

Крутой.

Все собрались на мостике наблюдать за спуском к новенькой с иголочки голубой планете.

Форд сделал шаг к выпуклой стене, и она разом стала прозрачной.

— Я хотел, чтобы она так сделала, — с ухмылкой сообщил он. — Я только подумал, и корабль послушался.

Вид открывался потрясающий; даже Гавбеггер оторвал на мгновение взгляд от профиля Триллиан, чтобы полюбоваться бликами золотого света на гребнях волн.

— Это… красиво, — произнес он тоном досрочно освобожденного из заключения, которому после двадцати лет отсутствия вернули вкусовые рецепторы. — Да. Красиво.

Триллиан обвила руками его бицепс.

— Красиво? Это потрясающе, сказочно. Я-то думала, вы не испытываете недостатка в эпитетах.

— Только не в добрых, — с улыбкой признался Гавбеггер. — Видите ли, на продолжении некоторого времени я ими вообще не пользовался — а все благодаря этим неблагодарным смертным. Последнее к присутствующим не относится.

Проходившая мимо Рэндом случайно задела Гавбеггера локтем.

— К большей части присутствующих здесь не относится, — уточнил он.

Рэндом мило улыбнулась:

— Я только хотела сказать, мистер Гавбеггер, что искренне надеюсь, что вы сегодня умрете. Как вам и хотелось.

— Рэндом! — потрясенно воскликнула Триллиан. — Что за гадости ты говоришь! И потом, этого не случится. Зафод Библброкс в жизни еще не исполнил ни одной своей угрозы, не говоря уж об обещаниях.

Гавбеггер улыбнулся ей.

— Не беспокойтесь. Это же темное пространство. Оно усиливает человеческие эмоции; люди говорят совсем не то, что имели в виду. Она успокоится.

— Я бы на это не слишком рассчитывала, — насупилась Рэндом.

Но Триллиан ее не слушала. Оно усиливает человеческие эмоции, думала она. Люди говорят совсем не то, что имели в виду.

— Боже мой, — произнес вдруг компьютер тоном школьницы-фанатки. — Это же Тор. На том краю острова. Я запеленговал Тора. Глазам своим не верю. Вот интересно, он меня еще помнит?

Гавбеггер нахмурил брови.

— Ты уверен?

— Конечно, уверен, балда. С моей памятью на лица ошибка исключена.

— Ладно, хватит лыбиться. Просто посади нас на поверхность.

— Куда? Рядом с Богом-Громовержцем?

Гавбеггер отвернулся от Триллиан.

— Нет. Сажай прямо здесь. Мне нужно еще поразмыслить немного.

Отлично, подумала Триллиан. Мне тоже нужно время поразмышлять.

Отлично, подумала Рэндом. Мне еще должны доставить специальный заказ.

Конг

— Зафод Библброкс, — произнес Хиллмен так, словно само это имя было грязным ругательством (что, впрочем, соответствует истине на довольно многих планетах). — Зафод, мать вашу, Библброкс.

Зафод развалился в шезлонге на главной площади, скинул башмаки и закатал все три рукава.