Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но неужели уже время перерыва?
Выходит, она просидела столько времени, пытаясь осознать полученное сообщение…
– Ну, как знаешь… – И Борина голова исчезла.
А Нора вспомнила, что и правда должна сейчас пойти на обед, но не в то бистро, куда ходит большинство ее сослуживцев, а в небольшой ресторан, расположенный чуть дальше от банка.
Почему она должна туда пойти?
Ее голова закружилась, заболела, словно охваченная железным обручем. Почему? Не нужно задавать никаких вопросов – и боль уйдет. Она должна туда пойти – и все. Так надо.
Там, в этом ресторане, произойдет что-то очень важное… что-то, от чего зависит ее судьба… Нужно поторопиться.
Перед выходом она поглядела на себя в зеркало. Опять на ней этот ужасный брючный костюм! Сидит плохо, да такой фасон вообще никому не идет. И цвет – темно-красный, почти коричневый, кошмар какой-то! Почему раньше она не обращала внимания на свою одежду? Ах да, сейчас важно другое.
Она вышла из банка, огляделась по сторонам. Сотрудников не было видно – уже сидят в сетевом кафе, что находится в торговом центре неподалеку, болтают, смеются, едят. Она терпеть не может всю эту публику, общается только с Борей.
Она пошла в другую сторону, там был ресторан, в котором она не боялась встретить коллег – для них было дорого.
В ресторане она прошла в дальний угол, где было несколько столиков, отгороженных друг от друга цветами. Подскочил официант, спросил одними губами – как обычно? Она кивнула. И буквально через пару минут перед ней поставили тарелку: курица на пару и тушеная морковь.
– Соус? – осведомился официант.
– Не нужно. – Она помотала головой.
И как только официант отошел, у нее за спиной раздался властный, не терпящий возражений голос:
– Сегодня. Операция будет сегодня.
Нора вздрогнула.
Наконец-то! Вот для чего она торчит в этом банке, вот для чего прилежно работает. Вот для чего терпит отвратительного мужа. Операция! Если она сделает все, как надо, она получит много денег, и тогда можно будет бросить все и уехать далеко-далеко.
Так она думала раньше, все те месяцы, которые работала в банке. Отчего же теперь эти мысли не успокаивают ее, а еще больше волнуют? Отчего теперь она не верит этому человеку, что сидит сзади и говорит с ней таким властным голосом?
Теперь почему-то при звуке этого голоса ее голову снова охватил железный обруч боли. Раньше этого не было. Внезапно зал ресторана закачался перед ее глазами, как будто все было очень удачной декорацией, а теперь вот что-то там нарушилось, и сейчас все рухнет. Она схватила вилку и сжала ее в руке, чтобы не показать страшному человеку свою слабость. Понемногу мир перестал качаться, а тот, сзади, кажется, ничего не заметил и продолжал:
– В три часа к тебе зайдет мой человек. Он проводит тебя в серверную. Там ты должна будешь приложить свой глаз к объективу камеры, чтобы отключить программу проверки. На этом твоя миссия будет завершена. Ты будешь свободна.
Свободна…
Свободна?
От чего и от кого?
В первую очередь – она будет свободна от этого голоса, от этого человека… значит, нужно сделать то, что он говорит… хотя бы ради себя, ради своей свободы.
Человек за соседним столиком встал и ушел, а Нора все еще сидела, пытаясь свести воедино разбегающиеся мысли.
И тут зазвонил ее телефон.
В приемную, обшитую мореным дубом, вошла высокая элегантная женщина с самоуверенным и одновременно растерянным лицом.
– Я к господину министру! – произнесла она с апломбом.
– Вы записаны? – Секретарша смотрела на посетительницу с осторожным недоверием. Та явно была не из числа обычных посетителей рейхсминистра.
– Нет, – ответила дама.
– Но тогда господин рейхсминистр не сможет вас принять. Господин рейхсминистр очень занят.
Она произносила титул своего шефа с подчеркнутым почтением, чтобы показать этой самоуверенной особе, к какому важному человеку та пришла.
– Я думаю, что господин рейхсминистр все же сможет выкроить для меня минутку! – отрезала посетительница, и в ее устах титул министра прозвучал как-то неуважительно и даже издевательски. – Передайте господину рейхсминистру, что его просит принять принцесса Мари Бонапарт.
Секретарша вспыхнула. Как всякая немка, она благоговела перед титулованными особами. Хотя, конечно, ее шеф был куда могущественнее любого графа или князя, но у титулов все еще была какая-то непонятная, завораживающая магия…
Девушка вскочила:
– Сию минуту, ваше превосходительство… я доложу господину рейхсминистру…
Она бросилась в кабинет шефа, и посетительница мстительно бросила ей в спину:
– Высочество!
– Что?
– Не превосходительство, а высочество!
Секретарша скрылась в кабинете и через минуту снова вышла. Лицо ее было покрыто пятнами.
– Господин рейхсминистр примет вас, ваше высочество!
Дама с высоко поднятой головой проследовала в кабинет.
Кабинет был огромный, и значительную его часть занимал монументальный стол из махагонового дерева. Хозяин кабинета сидел за этим столом, пристально глядя на вошедшую. За спиной у него на стене висел огромный, писанный маслом портрет Адольфа.
Мари подумала, что маленькие люди обожают все огромное, тем самым компенсируя собственные комплексы. Надо будет непременно поговорить об этом с Учителем… если, конечно, ей удастся его спасти.
Тем временем рейхсминистр, изображая вежливость и радушие, выскользнул из-за стола и, заметно прихрамывая, устремился навстречу гостье.
– Рад видеть вас, ваше высочество! – воскликнул он с показным восхищением. – Я, признаться, не сразу поверил своей секретарше, когда она сказала, кто находится в моей приемной… Чем я обязан такой высокой чести?
Мари внимательно разглядывала Геббельса.
Прежде она не видела его – только на нечетких газетных фотографиях. Он показался ей жалким, ничтожным – и в то же время преисполненным чувства собственной значительности.
Маленький рост, хромота…
Учитель говорил ей, что самое опасное сочетание – это сочетание комплекса неполноценности с манией величия. И вот перед ней типичный пример такого сочетания…
И от этого мелкого урода зависит теперь судьба Учителя… да и не его одного! Этот урод и шайка его единомышленников вершат сейчас судьбы Европы!
Как бы то ни было, от их разговора очень многое зависит, и нужно провести этот разговор умело. Как говорил Учитель, на таких самоуверенных уродов лучше всего действует лесть…
– Для меня тоже честь разговаривать с вами, рейхсминистр! – проговорила принцесса. – Если я принадлежу к старой аристократии, то вы – к новой, нарождающейся на наших глазах.
Геббельс улыбнулся хищной улыбкой, но в его глазах тлел огонек настороженности и издевки – мол, я прекрасно вижу суть вашей игры и знаю ее истинную цену!
Он усадил