на диване, задрав ноги, не плюет в потолок, не сидит на шее у мамы с папой и не из погреба достает свой хлеб. Он ищет интерес делами и собственными руками.

Не знаю, как вы, а я считаю так: пусть Игорь, не стесняясь, перепробует несколько профессий подряд. У Горького их было свыше десятка. У Джека Лондона еще больше. Не мешайте Игорю Липчуку! Ведь ищет он всего-то чуть-чуть: счастье. Ему еще девятнадцать лет…

Между прочим, ему уже девятнадцать лет! Как видите, без диалектики не сделаешь и шагу. Искать, конечно, пусть ищет, но сколько же все-таки можно искать?

По этому поводу у нас будет с Игорем особый разговор. Человек он взрослый, умный, самостоятельный. Наше дело — сказать то, что мы сейчас скажем. Его дело — выслушать и поступить, как он считает необходимым.

И не обижаться.

Потому что дело не столько в профессиях, в которых Игорь не видит ничего привлекательного, сколько в нем самом. Ошибка Игоря — методологическая. Он слишком поверхностно судит о специальностях, он воспринимает их как бы на слух, пробует на язык, вместо того чтобы раскусывать.

Пятнадцать дней провел он в Харьковском авиатехническом училище. Что запомнил, кроме палаток, в которых жили курсанты? Ничего.

— Люди там, — спрашиваю, — интересные?

— Не знаю. Все в зеленом…

А я не поленился и на обратном пути заехал в Харьков. Должен сказать, что об офицерах училища и о самом училище можно было бы написать целый роман.

Не спорю, профессия авиационного техника может действительно не подходить нашему герою, но он это должен знать определенно, точно, безошибочно. Не с налета.

Спрашиваю:

— А ты не хотел бы стать следователем?

Мгновение, и глаза его загораются, он весь внимание, хороводят мысли, рождаются представления, возникают фантазии.

— Но в институте, — продолжаю я, — будущие следователи изучают, к примеру, и бухгалтерский учет.

Взор его тут же гаснет, на лице кислятина, интерес пропадает так же быстро, как приходит.

Да нет, Игорь, так нельзя. Издали профессию не ищут. Ты что думаешь, что есть на свете профессии красивые и некрасивые, интересные и неинтересные, романтические и неромантические? Вот астрономия, например, красивая профессия? А ты спроси астронома, он тебе скажет, какой это титанический труд.

Интерес сидит внутри человека, в его отношении к делу, которому он служит. Такова заповедь, без которой ищи хоть днем с огнем — ничего не найдешь.

Мне рассказывали, что есть, кажется, в Киеве один молодой парикмахер, который, прежде чем приступать к работе, минут десять молча стоит над головой клиента, скрестив руки на груди, и думает. Входит в образ. Как актер, который не может без вдохновения. Как гимнаст, который не может прикоснуться к снаряду без того, чтобы мысленно представить весь каскад упражнений. Как профессор, который должен предварительно осмыслить то, что будет говорить с кафедры. И вся парикмахерская замирает, потому что человек творит. Что для этого молодого парикмахера красивая астрономия, романтическая геология или интересная физика? В своей, казалось бы, скромной профессии он находит и романтику, и красоту, и интерес, возведенные в квадрат.

Короче говоря, если уж искать, так искать по-настоящему: творчески, вникая в глубину дела, вгрызаясь в профессию, — тогда, смотришь, и интерес придет, и талант проснется. И чем черт не шутит, — зная Игоря, я могу предположить и такое, — присмотрится Игорь внимательно к своей нынешней специальности, приглядит дорогу, на которую она способна вывести, и, может, потопает?

Как говорится, не пора ли мужчиною стать?

Конечно, со стороны все выглядит много проще. Вот и я — так легко рассудил, так безжалостно разложил все по полочкам: «Переходя улицу, посмотри сначала налево, потом направо…» Между тем Игорь не пешеход, жизнь не улица, и где там «лево», где «право», решать в итоге буду не я, и не моя книга, и не комсомольское собрание, и даже не родной дядя. Сам он должен решать.

И вот, мне кажется, прочитает Игорь этот очерк, почешет затылок и полезет на свою «голубятню». Потом вернется в город, домой, и надо ему что-то думать, как-то поступать, а тут стук в окно:

— Игорь, пошли на танцы!

1965 г.

II

Через какое-то время Анатолий Пуголовкин вызовет у потомков не меньший интерес, чем тот, который испытываем мы сами к рядовым представителям прошлых поколений. Внукам и правнукам тоже захочется знать, как он выглядел, о чем думал, как работал, какие пел песни и какие строил планы. Наверное, они за что-то его поругают, за что-то похвалят, им, как говорится, виднее.

Давайте и мы глянем на него, сегодняшнего, как бы со стороны.

КРЕДО АНАТОЛИЯ ПУГОЛОВКИНА

ВНЕШНИЙ ВИД. В восемь тридцать утра в здание, где находится отдел главного конструктора, входит молодой человек в белом кожаном плаще и в белой кожаной кепке. Раздевшись, он поднимается по лестнице на второй этаж, здороваясь с мужчинами легким поклоном головы, а с женщинами, скажу прямо, чуть не расшаркиваясь. Затем он открывает дверь в «аквариум» — громадный зал, с одной стороны которого окна, с другой — стеклянная стена, бросает на стол портфель и становится лицом к кульману.

На молодом человеке галстук, синий в полоску костюм, чуть-чуть примодненные внизу брюки, скороходовские — на каждый день — туфли и белая рубашка. Немного позже он скажет с завидной откровенностью, что угол воротника этой рубашки ему небезразличен, как, впрочем, и силуэт костюма. Поэтому он предпочитает не покупать готовые вещи, а шить их по собственным чертежам — он скажет «по эскизам» — в ателье или сам. Он мог бы связать даже свитер, было бы время, а его товарищ, работавший за соседним кульманом, недавно сделал вполне приличные сандалии, модные и удобные.

Вообще мода — великая вещь, скажет он, если ее не обгонять и если за нею не гнаться, поскольку она бывает смешной дважды: когда приходит и когда уходит. Умеренность — признак хорошего вкуса. Кроме того, не следует забывать, что одежда должна соответствовать способностям, — да, да, способностям человека. «Я, например, никогда не надену слишком яркий лыжный костюм, так как не считаю себя ахти каким лыжником».

Деньги, чтобы прилично одеваться, у него есть: оклад плюс премиальные, плюс шестьдесят рублей за преподавание во втузе. Живет он вдвоем с матерью. Холостяк. Цыганка, скажет, нагадала всего одну жену, уж очень не хочется ошибиться.

Потом он принесет извинения: пришла Ирочка, председатель кассы взаимопомощи. Сберкнижка — на нуле, а надо срочно покупать колесо к мотороллеру. Минувшим летом он бродил по Карелии и нежданно-негаданно опустошил карман: купил пополам с братом сруб за 220 рублей. Чтобы добраться до этого сруба, расположенного, как вы понимаете, среди неописуемой природы,