– Тобиас! – позвала я.

Но это было глупо; если уж негодник пробрался сюда, то наверняка поднялся к своему приятелю Джонасу. Помня о том, что выключатель находится у подножия деревянной лестницы, я шла, выставив вперёд руки, пока пальцы мои не наткнулись на тумблер. Конюшню залил тусклый мерцающий свет.

– Проклятье! Кто тут шарит посреди ночи и не даёт человеку спать?!

По лестнице с шумом спускался старик Джонас, усы его ощетинились, седые волосы были гневно взъерошены. Завидев меня, он остановился, но лицо его не стало более приветливым.

– Если вы решили проверить, жив ли я, то можете спокойно возвращаться к себе. Парой вспышек молний меня не испугаешь. Мне такая погодка даже по душе. Всегда была по душе, и не требуется, чтобы со мной цацкалась молодая девица, которая вообразила себя Флоренс Найтингейл ((1820–1910) – легендарная медсестра, символ беззаветного гуманизма)…

– Меньше всего хотела с вами цацкаться! – Стыдно признаться, но в ту минуту я окончательно утратила остатки самообладания и оскорбила беззащитного старика. – Я пришла не для того, чтобы проведать вас, а всего лишь спросить, не видели ли вы моего кота. Если хотите знать, он стоит десятка мужчин…

Косматые брови Джонаса прыгнули вверх.

– Тобиас? Пропал?! В такое-то ненастье?!

Я с несчастным видом кивнула, и Джонас затопал наверх, крикнув через плечо, что только возьмёт сапоги и куртку и сразу же спустится. Едва старик добежал до верхней ступеньки, как дверь конюшни распахнулась. Поначалу я подумала, что это проделки ветра, но в следующую секунду увидела Бена. По глазам его я поняла, что искать больше не нужно. Я осознала это ещё до того, как опустила взгляд и увидела мокрый комочек в его руках.

– Ты нашёл его, – сказала я буднично.

– Во рву, – голос Бена дрожал. Я же оставалась спокойной, не в силах поверить в случившееся. Уму непостижимо, что беда случилась с Тобиасом, моим пушистым другом, чьё тёплое тельце так часто нежилось у меня на коленях холодными зимними вечерами.

Бен шагнул мне навстречу, и моё спокойствие разлетелось на тысячи мелких осколков. Я разрыдалась. Сзади подошёл Джонас и ласково похлопал меня по плечу.

– Ну-ну, девочка, держись. Знаю, это тяжело, но…

– Прости, Элли, – запинаясь, пробормотал Бен. – Хуже всего то, что это вовсе не несчастный случай. Кто-то намеренно решил избавиться от Тобиаса. Его засунули в мешок. Я не сразу разглядел среди плавающего во рву мусора. Если бы я не потащил тогда тебя в дом… если бы помог тебе искать…

– Ну хватит! – рявкнул Джонас. – Можем посыпать голову пеплом хоть до Судного дня, это всё равно не вернёт малыша. Вы уверены, что он мёртв, мистер Бентли?

– Чёрт возьми, мистер Фиппс, – прошептал Бен. – Я же не врач, но если он не шевелится и застыл, как камень, то…

Я зашлась в новом приступе рыданий, и Джонас велел Бену отвести меня домой. О Тобиасе он позаботится сам.

Когда мы прошли на кухню, зазвонил телефон. Бен наотрез оказался взять трубку.

– Я не оставлю тебя, даже если надо всего лишь выйти в холл, – твёрдо заявил он.

Поставив чайник на огонь, он усадил меня за стол. Потрезвонив несколько минут, телефон смолк. Не то чтобы это имело значение. Ничто теперь не имело значения. Мой старый друг Тобиас Первый умер. Бен был само участие. Я когда-то слышала, что в минуты несчастья люди начинают относиться к незнакомцам, как к близким родственникам. Бен даже не любил Тобиаса. Но он не испытывал к нему и ненависти. В отличие от кого-то другого. Кого же именно? Этот вопрос имел значение.

Бен щедро сыпанул сахара в крепкий чай и размешал.

– Элли, я хочу что-нибудь сделать для тебя, но не знаю что. Слов не нахожу, чтобы выразить, как мне жаль, – оставив в покое чашку, он встал у меня за спиной и нежно положил руки мне на плечи. – Только попадись мне негодяй, который так поступил с тобой! Ты же безумно любила Тобиаса…

Бен замолчал, видимо, осознав, что я его не слушаю. Он ещё крепче сжал мои плечи и попытался привлечь меня к себе. Точно таким же способом он старался успокоить меня после того мерзкого звонка, но сейчас моё тело не подчинилось. Я не хотела, чтобы меня утешали и прижимали к себе.

Натужно усмехнувшись, Бен продолжал:

– Ты так носилась с Тобиасом, что порой я ревновал тебя к нему.

– Не надо шутить, – устало сказала я и потянула к себе чашку с чаем.

– Прости, Элли, это прозвучало легкомысленно. Но мне хочется немного отвлечь тебя.

– Я понимаю. Но неужели ты не видишь, что с Тобиасом расправился тот же самый человек, что уничтожил твою книгу и подбросил мне конфеты? Сегодня он превзошёл самого себя. Какой смысл убивать моего кота?

– Страх, – ответил Бен.

Дверь кухни со стороны холла отворилась, и вошла Доркас. Волосы её торчали во все стороны, на лице застыло странное выражение.

– Я так и знала, что найду тебя здесь, Элли. Постучалась к тебе, но никто не ответил.

– Доркас, тебе нельзя вставать.

Я принялась разглядывать свои руки в надежде, что она послушается, поднимется к себе, и мне не придётся ей всё рассказывать сегодня. Кроме того, мне хотелось, чтобы Бен оставил меня в покое. Хотелось побыть одной, отгородиться хотя бы ненадолго от жуткого мира.

– Я не смогла заснуть, – просто сказала Доркас. – Ответила на неприятный телефонный звонок, скорее даже зловещий, чем неприятный. Никогда не считала себя слабонервной, но тут я почувствовала, как по спине побежали мурашки. Гнусавый голос прочёл детский стишок. Его обладателю надо бы удалить аденоиды. Этот ужасный голос твердил нараспев про Шалтай-болтая. Я уже хотела попросить, чтобы это отродье позвало мамашу, и сказать родительнице всё, что я думаю о детях, которые звонят незнакомым людям и несут всякий вздор… Но тут голос захихикал и произнёс уже вполне взрослым тоном: «Дин-дон, дин-дон, наш котёнок вышел вон». Вот тогда-то у меня и побежали по спине мурашки. Я, конечно, слышала, что Зло существует, но никогда не сталкивалась с ним. И вот сегодня я Его услышала.

– Бен, расскажи Доркас, – попросила я, пододвигая ей стул.

Я что было сил вцепилась в спинку стула, пытаясь унять дрожь в руках. Прежде чем Бен успел выполнить мою просьбу, в заднюю дверь кухни яростно забарабанили. Бен глянул на меня и пошёл открывать.

В ореоле света, отбрасываемого небольшим уличным фонарём, стоял Джонас. Он походил на старого моржа: седые усы, с которых стекали дождевые струйки, выцветшее твидовое пальто. Единственное, что делало его похожим на человека, были пижамные штаны, заправленные в неизменно грязные сапоги.

– Мне что, всю ночь торчать у двери прикажете? – Джонас хмуро оглядел кухню, усы его гневно подёргивались. – Расселись тут, понимаешь, как на свадьбе, чаи гоняют. Где тёплое молоко и ром?