Если Вы хотите встретиться, то мой адрес... улица... дом...»

Заинтригованный предложением, Трубецкой тут же дает честное слово хранить тайну:

«Мсье, даю Вам все гарантии... и обещаю, показывая Ваше письмо, опускать имя владельца и адрес».

Редким предметом оказались пять «константиновских» рублей. Тайный владелец хотел расстаться с ними «блоком», то есть продать сразу все.

Откуда, как оказались за границей «константиновские» рубли? Трубецкой пересказывает версию «анонима».

Владелица этих монет — вдова недавно скончавшегося польского повстанца, участвовавшего в 1831 году в нападении на Бельведерский дворец, резиденцию великого князя Константина Павловича в Варшаве. Монеты взяты со стола, стоявшего в кабинете великого князя. Теперь вдова бедствует, и аноним, ее земляк и друг мужа, хотел бы ей помочь.

«Я должен был оценить их подлинность, так как монеты были для меня новыми, — сообщал Трубецкой, — и я вынужден был положиться на свой нумизматический инстинкт».

Трубецкой делает решительный и однозначный вывод: монеты подлинные. Он сам обращается к соотечественникам, предлагает им купить «константиновские» рубли. Как и в «Рассказе об отношении Пушкина к Дантесу», Трубецкой пользуется патриотической фразеологией, он взывает к чести русского человека, советует вернуть России потерянные ею ценности.

В качестве посредника Трубецкой пишет в три адреса: барону Кене, руководящему минц-кабинетом Эрмитажа; своему кузену, известному нумизмату графу Сергею Строганову; принцу Александру Гессенскому, товарищу по кавалергардскому полку, родному брату императрицы. Трубецкой объясняет каждому из них, что, будь у него соответствующая сумма, он приобрел бы рубли сам.

Кене ответил Трубецкому резко, почти оскорбительно. Он дал понять, что считает монеты поддельными, так как корнет гусарского полка Сабуров говорил ему, Кене, что лично доставил великому князю пресловутые рубли: их было только три, а не пять.

Примерно так же написал Трубецкому и «старинный друг» Александр Гессенский: «Возвращаю корреспонденцию с таинственным поляком, но факты противоречат тому, что когда-то рассказывал мне Рейхель. В Варшаву было послано три монеты, а не пять».

Заподозрил обман и Сергей Строганов:

«Я и мой сын получили отпечатки монет Константина с таинственным предложением. Не представляю, как эти монеты не оказались разрозненными за столько лет и сохранились в одном месте? И как же монета Шуберта, если она имела тоже польское происхождение, не уменьшила их числа до четырех? Я слышал от самого графа Канкрина (умер в 1845 г. — С. Л.), что после отправки монет в Варшаву штампы были разбиты».

Обиженный Трубецкой, желая спасти свою репутацию, издает в 1873 году отдельной книгой тиражом в 40 экземпляров всю переписку с Кене, Строгановым и принцем Гессенским.

Комментируя создавшуюся ситуацию, Трубецкой подчеркивает чистоту своих побуждений и безукоризненность действий. Книгу он пересылает в Петербург, первый экземпляр получает Сергей Строганов.

Впрочем, и печатное слово никак не убеждает осторожного графа, неоднократно уже попадавшегося на удочку к разным фальсификаторам и шарлатанам.

На полях своей брошюры Строганов оставляет довольно выразительный комментарий: «Какая чушь!», «Ничего не доказано!», «Басня фальсификатора!»

Действия и предложения Трубецкого оказались настолько подозрительными, что в 1878 году барон Кене открыто обвинил Трубецкого в подделке. Он писал:

«К сожалению, появились во множестве фальшивые константиновские рубли... Они сработаны одним весьма искусным парижским резчиком, который, как уверяют, предпринял эту работу не по собственному убеждению, а по заказу. Один из поддельных рублей был приобретен как образец искусной подделки для императорского Эрмитажа».

Трубецкой меняет версию. В 1879 году он выпускает еще одну брошюру, цель которой — дополнить и уточнить первую. Оказывается, за это время монеты были куплены неким американским дельцом Жиро, прибывшим во Францию из Кентукки. Жиро отправил три монеты на корабле «Город Бостон» в Америку, но корабль потонул. Два рубля Трубецкой выменял у него на всю свою античную коллекцию. Один из них — послал в Эрмитаж.

Но он просчитался. Он не знал, что в декабре 1878 года было разрешено открыть секретный архив министерства финансов. Все пять «константиновских» рублей и девятнадцать нетронутых штемпелей лежали в сейфе.

На следующий год в «Русской старине» был опубликован рапорт чиновника Монетного двора от 20 декабря 1825 года: «...представляю все штемпели и прочие приготовления, сделанные насчет известного рубля, закупоренные в ящики. На Монетном дворе ничего не осталось».

Подлинные монеты, по решению Александра II, еще в 1879 году (одновременно с выходом второй брошюры Трубецкого) были переданы: одна — в Эрмитаж, одна — великому князю Георгию Михайловичу, одну взял Александр II, одна — великому князю Сергею Александровичу и одна — Александру Гессенскому.

Великий князь Георгий Михайлович, занимаясь русской нумизматикой, издал многотомный каталог монет XVIII —XIX веков. Это богатейший свод по истории монетного дела в России.

«Существует брошюра о константиновских рублях, написанная Трубецким в Марселе в 1873 году и прибавление к ней <...>, но они серьезного внимания не заслуживают, — писал Георгий Михайлович. — Один из рублей <...> находится ныне в Эрмитаже, у него обе стороны совсем другие, чем у настоящих, и можно с уверенностью предположить, что штемпеля для этих поддельных рублей были кем-то скопированы за границей, вероятно, по гальваническому снимку с рубля из собрания Шуберта... Таким образом, можно удостоверить тот факт, что константиновских рублей было чеканено всего шесть, из коих пять хранились в Министерстве финансов, а шестой находился в собрании Шуберта... Таким образом, засвидетельствованное несколькими лицами, что чеканено всего было шесть экземпляров, вполне подтвердилось, и все экземпляры, кроме поименованных... которые когда-либо появятся, должны считаться поддельными!!!»

В 1890 году в очередном томе каталога сказано о монетах Трубецкого: «Чеканили в Париже по заказу А. В. Трубецкого».

...Итак, шулер на старости лет попробовал вновь разыграть свою старинную, легко удавшуюся ему партию. Но то, что сошло с рук в январе 1837 года, не сошло теперь. Бывшие друзья стали «презрительными» врагами.

И все же удивительна привязанность Трубецкого к одним методам, к одной технологии: анонимные письма, подделанный почерк никогда не существовавшей «бедной вдовы повстанца», подделанный почерк ее друга-«земляка», печатные оправдания задним числом, благородная поза, патриотические восклицания...

Впрочем, привязанность Трубецкого к испытанным методам понять можно. «Опыт» с первым анонимным письмом удался. Удался и рассказ Бильбасову. И теперь, спустя сто лет, многое из рассказанного этим грязным аферистом остается в сознании некоторых людей, к сожалению, как возможная правда...

6. «ПРЕЗРИТЕЛЬНЫЙ КРУЖОК», ИЛИ «КЛИКА ЗЛОСЛОВИЯ»

Э. Герштейн в работе «Вокруг гибели Пушкина» называет кавалергардов из свиты