– А сейчас я, стало быть, тебе нехороша? – Она вскочила на ноги, и недавняя радость сменилась негодованием. – Рабыню ты любить не можешь? Боишься, госпожа забранится? Может, еще виру с тебя возьмут?

Торлейв неспешно поднялся с травы, выпрямился, потянулся и оправил пояс.

– Не глупи, – он примирительно обнял Малушу за плечи, но она скинула его руку. – Я твой род уважаю, а что ты в холопстве оказалась, твоей вины нет. Но я и свой род уважаю. Чужую рабу совратить, чужую свинью со двора уволочь – не по мне такие подвиги. – Он презрительно скривился. – Мой отец погиб, когда пытался основать за Гурганом свою собственную державу, – негромко добавил Торлейв, и Малуша поняла, что он сейчас делится с ней самыми важными мыслями своей жизни. – Храбростью его не превзошел бы никто из богов или смертных, и будь у него удачи чуть-чуть побольше… Я сейчас был бы наследником русской державы на Гургане. Я опозорю его память, если ради похоти уроню свою честь. И бесчестьем удачи себе не прибавлю.

Они помолчали. Малуша глубоко дышала, стараясь сообразить, обидел он ее или возвеличил. О Гургане она знала только, что это жуть как далеко – дальше, чем Хазария, совсем на другом краю света, где-то у сарацин. И Торлейв мог бы сейчас быть там… даже не увидел бы ее ни разу в жизни. Он жалеет, что не стал владыкой Гургана и теперь должен сидеть тут с нею под березами?

– Темнеет, – Торлейв взглянул на небо. – Пойдем-ка, я тебя к княгине отведу.

На пригорке и правда виднелась суета: челядь сворачивала ковры и собирала подушки, готовясь провожать госпожу домой. Торлейв взял Малушу за руку, и она покорно пошла за ним через луг, к своим.

– Вот ты где! – улыбнулась ей Держана, сидевшая при Эльге. – А мы уж хотели отроков посылать – искать тебя.

– Не надобно того искать, кого не теряли, – улыбнулся в ответ Торлейв, и по его веселому лицу никто не догадался бы, какой важный разговор они с молчаливой его спутницей недавно вели.

– В другой раз я бы тебя оставила с Тови, – Эльга по-своему поняла ее удрученный вид, – но сегодня боязно.

Она кивнула в сторону берега: над обрывом сидели варяги и пьяными голосами пели что-то непонятное. Один попытался ухватить за подол проходящую мимо женщину, та толкнула его, и он завалился на траву, как мешок.

– Ничего! – Торлейв улыбнулся госпоже. – Не в последний раз.

Сам он оставался на лугу и не шел с ними в город. На прощание он наклонился и нежно поцеловал Малушу в щеку возле рта. Она была полна такого разочарования – он даже не поцеловал ее ни разу по-настоящему! – что не ответила и вслед за другими служанками побрела за лошадью княгини.

И как ни убеждала себя Малуша, что сегодняшний вечер – лишь начало, а дальше ее ждет настоящая радость, любовь и счастье, на сердце оставалось пасмурно, как будто этот волшебный вечер, единственный в году, пропал зря.

С потемневшего неба потихоньку стал накрапывать дождь.

* * *

Дождь разошелся, и те, кто остались гулять, наверняка промокли до костей. Но спать в Купальскую ночь было уж слишком непривычно, и до утра девки сидели под навесом крылечек и пели разные песни. Из-за дождя по большей части грустные – про то, как «любил меня миленький, да покинул». Малуша сидела со всеми, но почти не пела – ей было о чем подумать. Под утро, когда небо посветлело, но осталось затянуто серой дождевой пеленой, девки соскучились и пошли спать. На следующий день им разрешалось лениться до полудня, прежде чем вновь вступят в права обычные порядки с их бесконечной работой.

В этот день Малуша никаких новостей не ждала. После короткого сна едва верилось, что вся та беседа с Торлейвом ей не приснилась, и в то же время она чувствовала себя не прежней Малушей, младшей ключницей, на весь век прикованной к погребам и кринкам. От прежней жизни шли самые последние дни. Вот-вот все изменится. Придет Торлейв и заберет ее. Она будет жить на собственном дворе, станет не хуже любой боярыни, и сам Святослав, встречая ее, будет дивиться и не верить, что эта вот величавая женщина когда-то прислуживала ему за столом у матери и он ее едва замечал…

Под вечер следующего же дня после Купалий довольный Вощага ввел к княгине запыленного и усталого отрока.

– Будь жива, княгиня, от воеводы Тормара тебе! – Тот поклонился Эльге. – Витичевский я! Приехал назад боярин Одульв, греков привез. Если будет твой приказ, то нынче же доставит.

И сразу все ожило, очнулось от послепраздничной одури: поскакали гонцы к Святославу, воеводам и боярам, тиунам выдали распоряжение насчет припасов, и самой Малуше завтра на заре велено было ехать в Будутино, Эльгино село близ Киева, привезти оттуда свежих яиц, масла, сливок, зелени, птицы и мяса. Принять Романовых послов следовало немедленно, не выдерживать, как в прошлый раз, полмесяца в Витичеве – в этом сразу согласились и Святослав, с досадой встречавший каждый лишний день простоя, и Мистина, мечтавший побыстрее убрать из города варягов.

– А я совсем не беспокоюсь, – смеялась Эльга, когда бояре обсуждали порядок ближайшего приема. – Прошлый год были у меня цесаревы послы, в этот год опять – я привыкла!

Торлейв тоже был в гриднице – ему предстояло от имени княгини приветствовать послов и переводить ей грамоту, которую они привезут. Но только когда бояре стали расходиться, Малуша смогла украдкой обменяться с ним парой слов.

– Ты говорил с матерью? – шепнула она ему у крыльца гридницы, отчасти ожидая, что он удивится и спросит «О чем?».

– Да, – он коротко кивнул.

– И что? – спросила Малуша.

В груди пробежал холодок: не там, на опушке, а сейчас, когда она узнает решение Пестрянки, по-настоящему решится ее судьба.

– Сказала, что поговорит с княгиней.

– Скоро?

– Когда греки уедут.

– Что? – Малуша вытаращила глаза, возмущенная такой задержкой. – Когда уедут?

– Я сам ей посоветовал. Княгине сейчас не до нас с тобой, у нее на уме торговые статьи, бискуп и посылка воев грекам на подмогу, как Константин просил. С разговорами о женитьбе нашей к ней глупо лезть – отмахнется или сразу откажет, чтобы мы под ногами не путались. А вот как греки уедут – особенно если дела наши сладятся, – вот тогда к ней и подойти нужно. Она на радостях тебе еще и приданое даст из Константиновых номисм!

Торлейв подмигнул, положив руку Малуше на плечо, но она оставалась хмурой. Даже обиделась, что он так легко принял досадную задержку. Когда еще эти греки уедут! В прошлый раз они целый месяц прогостили! А так хотелось, чтобы задуманная свадьба случилась вот прямо сейчас!

– Ждать не очень долго, – утешил ее Торлейв. – Князь спит и видит с послами развязаться и на угличей пойти – он уж постарается их избыть поскорее. Ему и дело в руки.

Это Малушу несколько утешило – уж Святослав, если чего хочет, так горы свернет, а своего добьется.

Через день Одульв привез греков, и после этого у Малуши мало оставалось времени на мысли о своем. На первый же прием собралось столько народу, что бояре и их жены, наряженные в цветное платье, стояли плечом к плечу, утеснясь так, что едва могли дышать. Пришли полянские старейшины, вожди дружин, старосты городских ремесленников. Позади могучего плеча лодочника Благоши теснились даже несколько жидинов из Козар. У дверей прижались трое-четверо самых знатных вождей наемников-варягов: тоже принаряженные, с заплетенными в косы бородами.