этому он добавил, что евреи в революции — «ведущий элемент», потому что привели в движение «внутренний момент» для «перехода к социализму»[1193]. При этом ими двигала отчаянная надежда, что социализм окажется «единственным врачом», победителем тяжкого недуга антисемитизма[1194].

Поскольку антисемитизм тем самым против воли антисемитов косвенно способствовал усилению революционного движения, расколовшегося после 1917 г. на демократическо-социалистическое и тоталитарно-коммунистическое крылья, насильственный и кровавый советский большевизм можно было очернить как «погромный социализм»[1195] и объяснить его злокозненностью «евреев». Бельгийский иудаист Максим Штейнберг в 1990 г. дошел до утверждения, что «еврейско-большевистский след (piste „judéo-bolchevique“) принципиально важен для понимания геноцида евреев»[1196]. Подобно ему, авторитетный специалист по России из Гарвардского университета Ричард Пайпс высказал мнение, что к «самым катастрофическим последствиям» Русской революции относится «отождествление евреев с коммунизмом». Тем самым, как он считает, была создана «идеологическая и психологическая основа» для «окончательного решения» еврейского вопроса[1197].

В романе «Семья Мускат» набожный еврейский писатель и лауреат Нобелевской премии по литературе Исаак Башевис Зингер, родившийся в 1904 г. в Польше и эмигрировавший в 1935 г. в США, формулирует проще, вкладывая в уста господина Яновера такие слова: «Без антисемитизма не было бы коммунизма». На замечание польского полицейского офицера, не считает ли тот, что «из-за коммунистических взглядов, распространенных среди евреев, антиеврейские настроения растут в десятки, если не в сотни раз», следует смиренный ответ: «Да, мы тоже это понимаем. Возникает своего рода порочный круг»[1198].

Действительно, наиболее заметные из еврейских большевиков, будь то русский Лев Троцкий, венгр Бела Кун, польская немка Роза Люксембург или глава Коминтерна Григорий Зиновьев, вызывали прямо-таки неимоверную ненависть антисемитов. Хотя еврейские коммунисты порывали с религиозным иудаизмом — одного из организаторов большевистской партии и первого главу нового русского государства Якова Свердлова из-за этого даже проклял отец![1199] — на «евреев» возлагали коллективную ответственность за незначительное, но исторически весомое меньшинство «нееврейских евреев»[1200] (так охарактеризовал евреев-коммунистов будущий троцкист Исаак Дойчер, которого отец прочил в раввины).

Пресс-секретарь социал-демократического правительства Пруссии, еврей Ханс Гослар в 1919 г. в сочинении «Еврейское мировое господство. Фантазия или действительность?» подверг критике злостную пропаганду, исходящую из тезиса о еврейском заговоре. Там он констатировал: всё, что делают «отдельные евреи», клеймится как «еврейские дела» и ставится евреям в коллективную вину[1201]. Действие этого рокового механизма вскрыл и главный раввин Москвы Яков Мазе, настоятельно увещевавший Троцкого. Он лаконично заметил: «Революцию делают Троцкие, а расплачиваются Бронштейны»[1202]. Демократически настроенные и набожные евреи сделали целое множество подобных предупреждений. В этом отношении примечательна изданная в 1923 г. в Берлине Иосифом Бикерманом книга на русском языке «Россия и евреи». Автор предостерегал, что не без оснований «советская власть отождествляется с еврейской властью». «Лютая ненависть к большевикам обращается в такую же ненависть к евреям... И не только в России»[1203].

Подобные настоятельные предупреждения выглядят тем более обоснованными, что через десятки лет историки пришли к выводу: в 1920-е гг. — например, в Англии — антисемитизм расцвел «как следствие страха перед большевизмом»[1204]. По мнению профессора Саула Фридлендера из Иерусалимского еврейского университета, «на многих сторонников партии [НСДАП], например, из числа рядовых штурмовиков, ненависть к коммунизму влияла куда сильней, чем юдофобская настроенность»[1205]. Ронни Ландау в своей книге о холокосте вообще утверждал, что главную линию раздела в немецкой политике определяла не ненависть к евреям, а страх перед радикальными социалистами и ненависть к ним[1206]. Но ведь «за» марксизмом, большевизмом и «враждебными силами» для национал-социалистов стоял именно «еврей»![1207]

В мировом бестселлере Генри Форда «Международный еврей» (The international jew)[1208], который переведен на 16 языков (!) и общий тираж которого только в США составил 500 тысяч экземпляров, этот автопромышленник, принадлежавший к кредиторам Адольфа Гитлера, клеймит всех «евреев» чохом «всемирными большевиками» и «делателями революций». Далее он говорит о «всееврейском клейме на красной России» и связывает советскую красную звезду со звездой Давида. Форд, боявшийся нью-йоркских евреев — социалистов и коммунистов, обличает также еврейских революционеров в Германии и Венгрии, где Бела Кун установил «еврейскую большевистскую власть».

В «Истории антисемитизма» Лев Поляков приходит к выводу, что в отношении «призрака „еврейского большевизма“» следует говорить о некой «универсальности феномена». Таковой вызвал «волну антисемитизма», которую можно было заметить даже в Соединенных Штатах, Франции и Великобритании[1209].

Когда в советской России «воинствующие безбожники» под водительством вышедшего из еврейской семьи атеиста, члена Центрального Комитета партии Емельяна Ярославского (Губельмана) открыли поход против «закона Иисуса», это преследование христиан вызвало беспокойство во всем мире, и многие отреагировали на него антисемитскими настроениями[1210]. Так, провинциал ордена иезуитов в Венгрии в 1934 г. даже угрожающе заявил: революционный марксизм соответствует, «по сути, определенному душевному состоянию и духовной позиции иудеев». «Нечеловеческий страх», который под воздействием «ужасной угрозы» охватил «весь небольшевистский мир», якобы надо отнести «на счет еврейства»[1211]. Кёльнский иезуит Якоб Нётгес, не прибегающий к антисемитским аргументам, в 1932 г. в своем сочинении «Католицизм и коммунизм» живописует «боевой порядок»: «Рим против Москвы! Это Христос против сатаны»[1212]. Советские гонения на христиан, и сегодня еще малоизвестные, объясняют, почему немецкий посол при Святом престоле еще в 1943 г. мог доносить в Берлин: «Курия одобряет то, что служит победе над большевизмом»[1213].

На уровне агитации юдофобско-антикоммунистический миф о заговоре пропагандировали беззастенчиво и грубо. Так, Адольф Гитлер изобличал советский режим как «еврейскую диктатуру»[1214]; утверждалось, что большевизм «разыгран евреями»[1215] и даже — так заявлял пресс-секретарь рейха в марте 1943 г. — является «исполнителем приговоров еврейства»[1216]. Русский немец Рудольф Коммосс, находившийся на службе Йозефа Гёббельса, приклеил большевизму ярлык «жидобольшевизма» (Judobolschewismus)[1217].

Юридический консультант Нюрнбергского трибунала Райнхард Маурах подчеркнул, что «теория комбинации», смешивавшая «еврейскую проблему с большевистской», являлась одним из неизменных элементов нацистской доктрины. По его словам, национал-социализму удалось убедить огромное большинство немцев в «идентичности большевизма и еврейства»[1218]. Примечательно, что Ханс Фриче, главный пропагандист Гёббельса на радио, перед Нюрнбергским трибуналом показал: национал-социалистическая пропаганда опиралась на «односторонне истолкованные факты», такие, как «антинационализм евреев и случаи, когда евреи были коммунистами», но не на «ложь», подобную «Протоколам »[1219].

Зигфрид Тальхаймер, проведший годы нацизма в эмиграции, в своей книге о Дрейфусе привел ценные соображения по поводу мотивов вступления евреев в революционные партии. Он пришел к выводу, что сотрудничество с радикальными партиями, к которому евреев