Валерий Петрович давно не верил в абстрактные понятия гуманизма и справедливости. Точнее, он не верил, что ему под силу изменить что-то в этом мире, чтобы хоть на йоту сделать мир добрее и справедливее.

И сейчас он спрашивал себя не о том, требуется ли то, что он делает, ради торжества абстрактной справедливости, но будет ли это полезно для его любимой Танечки, для Юлии Николаевны? И благодаря этому для него самого?

И он еще раз сказал себе: да, будет.

Позавчера подполковник Гаранян совершил ради него, полковника Ходасевича, очередное – будем надеяться, последнее, но самое тяжкое должностное преступление. Он передал Валерию Петровичу копии нескольких листов оперативного дела двадцатилетней давности по Южнороссийской швейной фабрике.

Из них явствовало, что главная роль в организации, а затем и раскрытии этого дела принадлежала агенту КГБ под кодовым именем Маккар (именно так, с удвоенным «к»). Именно Маккар все время снабжал КГБ информацией об организации подпольного производства на фабрике. Он доносил обо всех каналах, по которым шли хищения сырья, а также сбыт готовой продукции. Он сообщал всю информацию о своих подельниках, и главным образом – о Михаиле Шлягуне и Антоне Гришине.

Маккар тоже проходил по этому делу, но благодаря усилиям Комитета получил в ходе суда всего три года условно.

Судья, а также оперативные агенты конторы и МВД выстроили дело таким образом, что никто из подельников (кроме Маккара, конечно) не сомневался: «стукачом» являлся якобы Антон Гришин, приговоренный, несомненно для отвода глаз, к расстрелу, но которому комитетчики (по твердому убеждению всех осужденных), конечно же, помогли исчезнуть.

Раздался звонок. Валерий Петрович впустил в свою квартирку курьера из экспресс-почты. Вздохнул, заполнил бланки и расплатился. Узнать домашний адрес Михаила Ефремовича Шлягуна труда не составляло. Он получит пакет уже к вечеру.

Курьер взял конверт, помялся в ожидании чаевых. Не дождался и отправился восвояси.

Валерий Петрович закурил. Теперь оставалось ждать.

* * *

– Сегодня рано утром в Южнороссийске было совершено громкое убийство. В своем кабинете пятью выстрелами в голову был застрелен глава городской администрации Южнороссийска Павел Ильич Ильинский.

Телекамера показала залитый солнцем служебный кабинет, опрокинутое кожаное кресло и лежащий в луже крови труп, голова которого была укрыта тряпкой.

Валера сделал звук погромче и уселся в кресло. Закурил. На душе у него было муторно.

* * *

– …Преступление было совершено примерно в семь утра, когда Ильинский пришел на работу…

Зойка-»челночница» уже знала об убийстве.

Весь рынок об этом гудел с полудня. Но она не ждала, что сообщение об этом так быстро появится в выпусках московских новостей.

Поэтому она тоже сделала погромче звук у маленького «Шарпа» на кухне и еще яростней принялась месить тесто.

Вчера она отправила своих детишек на вторую смену в лагерь в Косую Щель. Слава богу, она наконец-то осталась одна.

Сегодня к ней придет наконец Сема. Она уже поставила в холодильник водочку. Парень он положительный, трезвый, рукастый. И очень сексуальный – она это чувствовала. Вот только захочет ли Сема связать себя с разведенкой с детьми? Ну да это все в ее руках. Зойка была оптимисткой.

* * *

«Павел Ильинский возглавил городскую администрацию в 1991 году. С его именем связывают в Южнороссийске впечатляющие планы по строительству нового нефтеналивного терминала близ поселка Косая Щель. Вместе с тем в местной и московской прессе появлялись публикации, в которых имя Ильинского связывалось с хищениями бюджетных средств в особо крупных размерах. Его обвиняли также в связях с южнороссийскими криминальными структурами. Однако ни одно из обвинений доказано не было. В этом году, как нам стало достоверно известно, убитый собирался принять участие в выборах в Государственную думу, выставив свою кандидатуру от КПРФ. Как сообщили нам в местной прокуратуре, версия убийства по политическим мотивам отрабатывается…»

Алексей Мелешин слушал сообщение в вечерних новостях в рабочем общежитии лесопромышленного комплекса в Сыктывкаре. На экране мелькали кадры знакомых ему с детства мест: Набережная, морвокзал, цементные заводы на противоположной стороне бухты…

Сразу же после того, как Мелешина выслали из Франции, он счел за благо не возвращаться в Южнороссийск, а махнул в северные края. Деньжат у него немного с собой было.

Он планировал обустроиться здесь, на Севере, куда давно звал его армейский друг, служивший в охране. Крепкие ребята нужны везде…

* * *

«Пока арестован один подозреваемый. Как нам сообщили наши источники в правоохранительных органах, он был задержан постовым милиционером на выходе из здания сразу после того, как в кабинете градоначальника прозвучали выстрелы. Имя его пока официально не называется, однако наши источники сообщили нам, что это…»

Юлия Николаевна остановилась как вкопанная на месте с лейкой в руках – она поливала цветы в своей московской квартире. Телевизор был просто фоном, но вот до ее сознания донеслись слова: «Южнороссийск», «убийство» – и она бросилась к телевизору.

Боже! Опять! А вдруг Таня снова замешана в этом?!.

Юлия Николаевна бросилась накручивать номер телефона дочери.

Голос за кадром продолжал:

«Это Михаил Ефремович Шлягун, работавший в мэрии Южнороссийска в должности советника по инвестициям…»

* * *

– …Осведомленные источники в правоохранительных органах утверждают, что Шлягун является руководителем одной из самых крупных и мощных криминальных структур Южнороссийска…

– Том, Том, беги скорей сюда! – закричала Таня, совершенно забыв, что Том вовсе не понимает по-русски.

На часть аванса от аукционного дома «Кристи» они сняли на все лето эту двухэтажную виллу в уединенном месте на самом берегу моря в Антибах.

Спутниковая тарелка позволяла им смотреть программы из России.

Том собирался здесь, на побережье, работать над книгой. Теперь благодаря своим 15 процентам (о которых они с Таней полушутя договорились когда-то в Анган-ле-Бене) Том будет совершеннейшим образом обеспечен в течение лет трех. Он рассчитал, что за это время сможет написать нечто такое, что потрясло бы мир и заткнуло за пояс ныне живущих американских классиков Апдайка с Сэлинджером.

Пока Том работал в своем затененном кабинете на втором этаже, Таня ленилась, загорала и гоняла на своем новеньком спортивном «Пежо-406-купе» по прибрежным дорогам. Она старательно разыгрывала перед Томом роль примерной жены, готовя «for the greatest writer»[17]то русский винегрет, то борщ, то селедку под шубой.