После общего ужина, наспех собранного в большом зале донжона, и множества провозглашенных тостов сэр Ричард и леди Вала наконец смогли уединиться в своей опочивальне и дать полную волю страсти, так долго сдерживаемой в силу обстоятельств. Полетели на пол спешно скинутые одежды, и супруги рухнули на ковер у очага, откуда потом перебрались на кровать. Не было сил разнять объятия, невозможно было разъединить тела. Ричард был неутомим, Вала отдавалась ему самозабвенно, открываясь полностью, до самого донышка. И, чувствуя столь полную отдачу, мужчина удесятерил свои усилия, даря любимой все новые и новые наслаждения и почти теряя контроль над собой от испытываемого удовольствия. Когда совсем уже не осталось сил, они просто лежали рядом, тесно прижавшись друг к другу.

– Ты не думай, что это уже конец, любимая, – прошептал Ричард на ухо жене, – мне просто нужен небольшой отдых. Здесь даже стены дают мне силы любить тебя горячо и долго.

Вала улыбнулась, уютно устроившись на его плече и уткнувшись носом в шею под ухом. Сил на разговоры у нее не было.

– Угу, – только и промурлыкала она, блаженно закрыв глаза.

Однако через некоторое время мужские силы вновь ожили в Ричарде, его орудие любви гордо поднялось и нашло дорогу в желанный рай. Все началось заново, и оказалось, что сил еще полно, чтобы сливаться поначалу нежно, а потом все яростнее, пока громкие гортанные крики не стали вырываться из горла женщины, смешиваясь с удовлетворенным мужским рычанием. Находясь на вершине блаженства и почти теряя сознание от испытываемого потрясения, Вала громко прокричала имя любимого и обмякла в его объятиях. А он губами поймал ее крик, наслаждаясь пониманием того, что смог дать любимой женщине высшее блаженство. Он был на вершине счастья.

Эта ночь, первая ночь в своем замке, похоже, не прошла даром для влюбленных. К концу первого месяца осени стало понятно, что Вала понесла. Это было огромной радостью для Ричарда, но и причиной для глубоких переживаний. Он хорошо помнил, что произошло с Валой прошлой зимой, и страшно боялся возможных осложнений. Но сына от нее хотел неудержимо. Мужчине нужен наследник, это знают все. А Ричард хотел общего с Валой ребенка еще и для того, чтобы полнее ощутить свою неразрывную связь с этой женщиной, ставшей для него единственной и необходимой. Без нее ему, казалось, нечем будет дышать.

В результате Ричард принялся оберегать жену от всего, что только возможно, даже от себя. Это вызвало бурный протест женщины. Она требовала от мужа любить ее так же горячо, как раньше.

– Пока ведь еще можно, глупый, – уговаривала она Ричарда. – Это после будет трудно, но даже и тогда можно, если осторожно и на боку. А я хочу тебя. Хочу получать твою силу и любовь через наше слияние. Хочу наполнить свое тело тобой до отказа. Без тебя мне пусто и холодно.

Ричард слушал эти речи с гордой улыбкой, его мужское самолюбие тешилось в лучах ее любви. Но отдаваться своей страсти полно и безоглядно он отказался наотрез. Отныне близость их была нежной, без тех сумасшедших всплесков, что были вначале.

– Ты не переживай, милая моя, – утешал он Валу. – Моя сила никуда не денется, и я снова дам ее тебе в полной мере, но только тогда, когда это будет можно. Я очень люблю тебя и хочу очень сильно. Но я боюсь навредить тебе и нашему ребенку. Пойми, он очень дорог мне, наш с тобой ребенок. А без тебя я вообще не смогу теперь жить. Я не могу рисковать, сердце мое. Пойми и удовлетворись тихой любовью. Страсть я тебе обещаю потом. Верь мне.

И Вале не оставалось ничего другого, как верить. Ее берегли подобно драгоценному сосуду из тонкого стекла, который легко может разбиться, стоит только надавить на него посильнее. Она хорошо ела, много гуляла. О верховой езде пришлось, конечно, забыть сразу. Ричард хорошо помнил то страшное красное пятно на белом снегу, да и Вала не забыла разрывающей тело боли и мешающего дышать страха. Но гулять можно было много и свободно, только всегда с сопровождением. Она очень любила прогулки по крепостной стене к озеру и ходила туда каждый день, даже когда погода стала ненастной и холода все ближе подкрадывались к замку. Озеро было ее другом, и оно поддерживало ее, давало ей силы и уверенность в том, что все теперь будет хорошо. Даже когда зима заявила свои права и взяла замок в долгосрочную осаду, Вала продолжала свои прогулки к озеру. Укутанная в теплые меха, ставшая еще более неуклюжей, она гуляла по стене, закрываясь от ветра и держась за того, кто был рядом. А сопровождали ее теперь все больше сильные мужчины, способные поддержать, защитить и даже унести на руках, если понадобится, – сам рыцарь, либо Бен, либо Тим. Мальчик возмужал настолько, что уже легко справился бы с такой ношей, и рука у него была сильная, настоящая мужская рука. Уже не одна девушка провожала его нежным взглядом, когда он шел по двору или гарцевал на своем Громе. Но сердце Тима было свободно. Нет, он, конечно, уже вкусил прелестей женского тела, однако связывать себя нежными чувствами не спешил.

Потом зима пришла всерьез, и Вала вынуждена была отказаться от прогулок по стене – это стало опасным. Она немного гуляла во дворе возле донжона, наведывалась в маленький огородик, где по-прежнему росли лекарственные травы. Они, конечно, были сейчас под снегом, но сам уютный закуток позволял спрятаться от ветра и даже немного прогреться, если иногда выглядывало скупое зимнее солнце. Ходить было все труднее. Вала стала тяжелой и неповоротливой. Ноги сильно отекли. Живот был большой, совсем не такой аккуратный, как прежде, когда она носила Уну. Старая Хелен, которую переселили в замок, чтобы она приглядывала за хозяйкой, говорила, что будет мальчишка, причем крупный. Надо быть готовой к тяжелым родам.

Вала была готова. Она очень хотела подарить любимому наследника, и это желание перевешивало все, даже страх перед тяжелыми родами. Что касается Ричарда, то холодная рука страха прочно взяла его за горло. Иногда ему казалось, что он дышать даже не может от этого удушающего липкого страха, особенно когда слышал разговоры о приближении тяжелых родов. Тогда он просто трусливо сбегáл к мужчинам, черпая в их обществе мужество и силу. Обычно он предпочитал общаться с Беном. Тот недавно стал счастливым отцом – его Нелл преподнесла ему здорового крепкого сынишку, которого нарекли Эвансом. Бен делился с господином радостями отцовства, убеждал его, что все будет хорошо, – такая сильная и отважная женщина, как леди Вала, без сомнения, справится с самыми трудными родами.

Зима потихоньку ослабляла свою хватку, солнце стало проглядывать все чаще. Приближалось время родов. И вот, когда весна уже вошла в свои права и на улице потеплело, настал решающий момент. Все началось ближе к вечеру. И всю ночь старая Хелен и Фиона провели возле Валы. Они заставляли ее ходить по комнате, потом тужиться. Но ребенок не выходил. Тогда Хелен, тщательно вымыв руки, попробовала определить, в чем дело, что мешает нормальному ходу родов. Оказалось, что ребенок идет не головкой, как положено, а ножками. Пришлось совершить тяжелую процедуру разворачивания готового родиться младенца в правильную позу. Хелен совершала чудеса врачевания, недоступные большинству лекарей. Она все же была не совсем обычной женщиной, что-то в ней было не от мира сего. Но какое это имело значение, когда она спасала жизнь матери и не рожденного еще ребенка. Хелен трудилась в поте лица, Вала громко стонала и временами теряла сознание от боли, Фиона смотрела на все происходящее огромными перепуганными глазами и беспрестанно молилась, бедный Ричард мерил шагами зал, не в силах усидеть на месте. Так прошла ночь. И только утром, когда первые лучи весеннего солнца осветили замок и заглянули в комнату роженицы, оттуда донеслись глухие голоса, а затем громкий требовательный крик младенца. Ричард сорвался с места и стрелой взлетел по лестнице к их общей с Валой опочивальне, где за закрытой дверью свершалось таинство рождения новой жизни. Не успел он подняться, как дверь опочивальни открылась и на пороге возникла Фиона с тугим белым свертком на руках.