Астру не убедили его слова. Виринея делала исключение для рыбных блюд. Даже если она решила есть овощи, то для этого надо было прийти в столовую.

– Вы можете ей позвонить?

– Да что случилось?

– Звоните!

* * *

В спальне Юдиных горел ночник. Елена дремала. События последних дней взбудоражили ее. Прошлое, подобно черному ящику, поврежденному во время катастрофы, не желало выдавать свои секреты, а настоящее казалось туманным, размытым, как деревья сада за дождливым окном.

Муж приглушенно разговаривал с отцом по телефону – он думал, что Елена спит.

– Тебе надо приехать, папа… Да, обстоятельства того требуют… Меня завтра вызывают к следователю… Пойду, конечно… С полицией надо сотрудничать… Нет, маньяка еще не нашли… Появились новые данные… Госпожа Ельцова делает все, что может… Пока ничего не прояснилось… Ты помнишь Андрея?.. Какого?… Брата Кати Ушаковой… Не знаком с ним?.. Оказывается, он тоже погиб… машина сбила… Конечно, поможем… Я уже решил… Есть кое-какие нюансы… Не по телефону… Лучше, чтобы ты приехал… Пришлешь адвоката?.. Это преждевременно… Нет, маме ничего не говорил и не скажу… И ты молчи… Гости?.. Нормально… Конечно, я все улажу… постараюсь… Когда тебя ждать?.. Хорошо…

Его обычная осторожность притупилась из-за обилия происшествий, которые сыпались одно за другим. Звонок неизвестной дамы, видевшей убийцу горничной, теперь смерть Катиного брата… Астра намекнула, мол, кто-то сводит счеты с Ушаковыми. Уж не вы ли, Спиридон Акимович?

Мысли Юдина вращались вокруг анонимного звонка. Почему дама выбрала именно его в качестве объекта шантажа? В том, что это будет вымогательство, сомневаться не приходится.

Он вышел на балкон и подставил лицо свежему ветру с моря. Как все повернулось!

Из синеватого полумрака раздался слабый голос жены.

– Рид…

Он вернулся в комнату, пропитанную запахом роз, – букет стоял в массивной стеклянной вазе. В свете ночника белые цветы казались лунными.

– Да, дорогая? Ты проснулась?

– Кого еще убили?

– Не волнуйся, это был несчастный случай…

– Мне страшно…

– Ничего не бойся. Я же с тобой!

– А вдруг…

– Нет! Молчи… – Он наклонился и прикоснулся поцелуем к ее теплым сухим губам. – Я сумею тебя защитить. Ты мне веришь?

– Кто мне угрожает, Рид? Со мной произошло что-то ужасное, я потеряла себя…

– Это я во всем виноват…

– Не говори так…

– Все твои грехи лежат на мне!

Елена приподнялась и села, не сводя с него напряженного взгляда. Тень от ресниц чернотой легла на ее щеки, волосы рассыпались по плечам.

– Ты меня пугаешь…

– Как ты красива, – вздохнул он, проводя пальцами по ее груди. – Я увидел тебя и пропал…

– Рид. Не скрывай от меня ничего! Я должна знать…

– Разве ты готова?

Сильная боль пронзила ее виски, и она со стоном упала на подушки.

– Я больше не слышу «шепота» и этих жутких шагов в мансарде…

– Вот видишь! Дело идет на поправку.

Ее сознание померкло, как всегда во время этих приступов, и гулкий мрак постепенно наполнился красочными картинами.

Загорелись светильники в узорчатом шатре… Чернявая женщина расплетает косы… На войлочном ковре лежит меч в драгоценных ножнах, лук и колчан со стрелами… К расшитому золотыми бляшками поясу прикреплен боевой топорик…

Сияющий лик Богини смотрит на воинственную красавицу с деревянного постамента, покрытого заморской тканью. Ее глаза узки, чуть раскосы, губы презрительно улыбаются, голова увенчана высокой золотой короной с магическим орнаментом.

Чернявая женщина складывает руки в молитвенном жесте.

– О, девственная Богиня… Средоточие Стихий, Госпожа Оружия! Судья битв! Надели меня великой силой разрушения, властью над жизнью и смертью! Дай мне энергию Матери-Земли… Ты можешь, о Богиня, утолить мою страсть к насилию!

Женщину в наряде для верховой езды заслоняет гречанка в белоснежном хитоне, у той в руках жертвенный нож… Брызги крови обагряют мрамор и одеяние жрицы. Она правит службу в Храме, окруженном высокими стенами, высеченными в горе, куда ведут бесчисленные ступени… Широко распахнуты двери Храма с начищенными до блеска медными запорами, торжественно застыли колонны…

Образы наслаиваются друг на друга, но неизменным остается золотой лик Богини Девы – Артемиды-охотницы, воительницы, несущей гибель и возрождение. Вооруженные подруги-амазонки и лукавые нимфы сопровождают ее, играют и поют, резвятся, танцуют на цветущих полянах, жарят оленя, пируют. Скифские царицы и сарматские всадницы – в одном кругу с вечно юными девами, веселятся и состязаются в метании боевых топориков и стрельбе из лука. Смех, музыка… и снова Храм, – уже другой, не в Тавриде – в Эфесе, величественный Артемисион, чудо света. Сожженный Геростратом ради бессмертия и славы… Даже боги порой не в силах предотвратить зла. Все уничтожил огонь – в том числе и статую Артемиды Эфесской, покровительницы амазонок…

Картина пожара внушала ужас, падали почерневшие балки перекрытий, трещала пожираемая пламенем утварь, рушились колонны. Прекрасная Артемида с яростью взирала на гибель Храма… Какой-то ничтожный, бездарный человек погубил святилище, где ей поклонялись и приносили богатые дары люди с разных концов ойкумены! Неужели боги Эллады теряют свое могущество?..

Очнувшись, Елена вспоминала только обрывки, кусочки чужой жизни, каким-то образом рожденные ее больным воображением. Но и эти обрывки спустя несколько минут исчезали из ее памяти, словно их там и не было.

Рид ждал, пока она придет в себя, откроет глаза и попросит воды. Так заканчивались все приступы. Если бы он мог вернуть тот страшный миг, изменить хоть что-то… Увы! Елена была здесь и где-то в другом измерении, с ним и не с ним. Она словно нырнула в черный омут и до сих пор оставалась там. Напрасно он зовет ее, говорит о любви, ласкает, называет своей женой…

– Что ты видишь там, в беспамятстве? – спрашивал он.

– Ничего…

Они оба знали: это неправда. Картинки были столь яркими, насыщенными энергией, что непроизвольно проецировались в сознание Юдина, только он не понимал этих путаных видений и гнал их от себя.

– Наши гости ездили в Партенит, – сказал он. – Теплищев всех заразил своими поисками. Он ищет храм Артемиды Таврической…

Во дворе поднялся шум, и Юдин вышел на балкон. Виринея Нагорная стояла на дорожке, ведущей к столовой, и громко возмущалась поведением администратора:

– Кто вам позволил беспокоить меня? Вы едва не ворвались ко мне в номер!

– Извините… Я хотел напомнить вам, что ужин стынет, а вы не брали трубку.