Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты дьявол!
— А ты тогда чистая, невинная и наивная овечка, которая всегда перекладывала свою ответственность на стадо овец. Говоришь так, будто бы все в этом мире, зависеть только от меня.
— Хватит пудрить мозги людям!
— Тогда ответь мне, какой урок ты почерпнула из этой войны? Что ты готова предпринять, чтобы прекратить войны по всему миру? И что нужно сделать, чтобы будущее поколение не совершало те же ошибки, что и мы? — спросил я ее, но она ничего не ответила. — Вы ничего не делаете ради мира, а когда приходить беда, вы начинает обвинять других людей, но не себя. Если вы не способны донести детям, все ужасы войны, то о мире даже не мечтайте. Человечество бессмысленно проливали кровь за эфемерные взгляды и идеи, но пора нам взяться за ум, и прекратить все эти бессмысленные войны. До тех пор, пока у человека будет власть, войны не кончаться и не прекратятся, и если я ошибаюсь, то так тому и быть.
— Если люди хотят воевать, пусть воюют на здоровье, но только не втягивайте невинных и непричастных людей. Я сторонник честной и справедливой войны. — выразил свое мнение Идан, переодетый форму военного. — Если мы так сделаем, начнется естественный отбор, в котором все те кто хотят воевать вымрут, оставив покое мирное население. Люди не должны погибать за интересы агрессоров.
“Заладили вы с этим естественным отбором, и когда Идан начал философствовать?”
— Главное нужно знать одну истину, что мы все можем ошибаться, и за ошибки мы жестоко расплачиваемся.
Весь наш разговор снимался на камеру.
Какой вывод можно сделать из этой войны? Вывод таков, если бы у меня не было бы власти, то это война не началась бы, то же касается и другой стороны.
Новая жизнь не поймет всего того, что мы тут пережили. История будет повторяться вновь и вновь, пока кто-то не положить конец этому адскому повторяющемуся циклу. Новая жизнь, на то новая жизнь, она не поймет всего того, что есть истинный ад наяву. Мы ленимся и ничего не делаем во имя мира.
Глава 15
Неопределенный Финал
Много мудрости много печали.
Я иногда спрашивал судьбу, почему я не родился наивным и жизнерадостным юнцом? Отвечаю на этот вопрос, я понял, что этим вопросом, я желаю своей личности смерти.
Многие говорят, что жизнь — это испытание, но под словом “испытание” — люди подразумевают достойную и безгрешную жизнь. Живи достойно, и быть может, ты пройдешь это испытание, но, так ли это на самом деле? Чем больше я смотрю на этот мир, тем яснее я вижу, что этот мир и есть самый настоящий ад. Я думаю, цель нашего испытание превратит этот ад, в некое подобие рая, но люди такие самовлюбленные создание, что они считают, что испытание даровано только ему одному. Все мы находимся на испытаний, либо мы пройдем это испытание все вместе, либо никто из нас не пройдет это испытание, дарованным самим миром или Богом.
Чем больше я думаю, тем больше мир становится бессмысленным, и это бессмысленность подобно бесконечности, которая превосходно скрывает от нас саму истину.
Война закончилось, и я не буду оправдывать себя тем, что я делал это ради эфемерной идеи демократий. В душе я гордился тем, что я достиг демократий малой кровью, но, я не подозревал, что ради защиты этой же самой демократий, мне придется убить больше миллионов людей. Я стольких убил, но, меня не посадили в тюрьму, я по прежнему остаюсь на свободе, и как после этого верить в закон и справедливость? Сколько раз, история будет оправдывать таких людей, как я? Сколько раз, человечество должно пройти через ад и страдание, чтобы осознать всю бессмысленность наших поступков? Посему я считаю, что самый непростительный грех из всех возможных, это быть безмозглым идиотом. Меня только одно радует, что всему этому аду, рано или поздно придет конец.
***
— Правильно ли то, что мы дрессируем детей, словно они какие-нибудь домашние животные? — спросила меня Марианна.
— У меня есть встречный вопрос. А правильно ли то, что по обе стороны общества, есть нищие дети, которые живут впроголодь, и богатые дети, у которых есть все блага? Я даже не говорю, о брошенных на произвол судьбы, детей.
— И что ты этим хочешь сказать?
— Прежде чем осуждать мой проект, общество должно для начала навести порядок у себя, и только потом лезть ко мне, со своими нравоучениями и моралью. И не счесть, сколько у общества пороков, перед невинными детьми.
— Я передам нашим ненавистникам, твои пылкие слова.
— Сократ был прав, нам нужно полностью избавится от институт семьи, ведь мы все, это одна большая семья. — сказал я. — Все дети должны получать одинаковую любовь. Если мы хотим создать справедливое и равноправное общество, то мы должны отказаться от института семьи, и сосредоточить свое внимание, на благополучие всех людей.
— Мне одной кажется, что этот город Лимбия может превратиться в третий рейх? Не возгордятся ли дети тем, что они разумнее и в разу умнее внешних людей? — задумчиво спросила она. — Дети уже одержимы идеей собственного превосходства, над не цивилизованными людьми. Меня это перспектива, не очень то и радует.
— В твоих словах есть смысл, но важно мыслить позитивно.
— Что-что, а от тебя про позитивное мышление, я не ожидала услышать. — усмехнулась она.
— Будем надеяться, что наш успех заразить других людей. — ответил я. — Успех заразительна только тогда, когда она выгодна для всего человечество.
— Поэтому, ты завоевал весь материк?
— Для подстраховки, я хотел построить ещё несколько новых городов Лимб, и мне подвернулся удобный случай, и я завоевал весь материк. — ответил я. — Важно создавать сдерживающее силы, и когда я построю новые города, дети не будут одинокими в этом, пока что нецивилизованном мире.
— Почему старшим детям, запрещается общаться с младшими детьми?
— Потому что старшие дети болтливыми языком, испортят всю интригу и удовольствие от новых открытий, понимаешь? Это как в кино, когда тебе преждевременно раскрывают важную сюжетную информацию, которая разрушает задуманную авторами интригу, не даёт её пережить самостоятельно и, следовательно, лишает зрителя некоторой части удовольствия от этого сюжета, чем портит впечатление от просмотра.
— Кто же знал, что и в человеческой жизни могут быть нежеланные спойлеры. — удивленно произнесла она. —