– Принести скамью, чтобы леди могла сесть, – распорядился де Соммервиль.

– Со мной все в порядке, но паж сэра Кристиана ранен и нуждается влечении.

– Разумеется. Добро пожаловать. Это относится к вам всем.

Он бросил взгляд на Кристиана, но больше ничего не добавил. В этом не было нужды – выражение его лица говорило само за себя. Чем скорее Ловеллы уберутся из его замка, тем счастливее почувствует себя де Соммервиль.

Авиза потерла лоб пальцами, все еще продолжавшими дрожать. Боль в руке возникла в тот момент, когда она приставила свой нож к горлу противника, и с каждым часом усиливалась. Она распространялась по левой стороне шеи и по плечу. Даже когда она шепотом говорила с Болдуином, убеждая его отдохнуть, от напряжения боль резонировала и отдавалась во всем теле.

Авиза задула лампу в комнате, где спал Болдуин, и вышла в соседнюю, соединенную дверью с первой. Третья комната располагалась за средней. В ней была кровать, более роскошная, чем та, на которой спал Болдуин. Ее потребовал для себя Гай.

В средней комнате были стол и пара сундуков. Кристиан еще не вернулся, и она присела на скамью, опираясь локтями о стол и положив голову на руки. Ей надо было подумать. То, что рядом находился Кристиан, вынуждало ее думать о нем и о проблеме, с которой она неожиданно столкнулась в замке лорда де Соммервиля.

Никто из ее будто бы разграбленного дома не пришел просить приюта у лорда де Соммервиля. Неужели она чего-то не поняла? Она полагала, что аббатиса просила ее, чтобы путешествие привело их в дом лорда де Соммервиля не раньше чем через две недели после ее встречи с Кристианом. Они прибыли сюда позже назначенного срока, но не было никаких признаков того, что прибыл кто-то из аббатства Святого Иуды. Ей надо было придумать какую-нибудь историю, чтобы не дать Кристиану уехать.

Кристиан вошел в комнату, будто она вслух произнесла его имя. Он внес поднос, на котором стояли пыльная бутылка и несколько кубков. Поставив его на стол, он принялся массировать свое распухшее запястье.

– Все еще болит? – спросила Авиза, сложив руки на коленях, чтобы он не заметил, как они дрожат.

– Со мной все в порядке. Как Болдуин?

– Отдыхает. Рана глубокая, он потерял много крови.

– А мой брат?

Ее улыбка сменилась мрачностью.

– Я дала ему часть снотворного отвара из трав. Он скулил по поводу новой раны, которая, похоже, была нанесена ему колючими кустами шиповника.

– Это серьезно.

– Можешь сам обследовать его так называемую рану, если думаешь, что я ошиблась.

– Вероятно, ты права, Авиза. Похоже, ты всегда права. – Он вздохнул. – Прости меня. Эта неделя была худшей в моей жизни.

– Мне она тоже не доставила удовольствия.

– Совсем?

Она прикусила губу, чтобы не дать ему ответа, которого он ждал. Она наслаждалась минутами, проведенными в его объятиях, и поцелуями, менявшимися так же, как его настроение. Он был полон противоречий, казался то гневным, то нежным. Требовал, чтобы Болдуин выполнял все задания, которые ему давали, хотя и беспокоился о паже. Его так волновала честь семьи и нанесенный ей урон, и в то же время он был способен терпеть оскорбления от тех, кто должен был быть его союзником.

Она не ответила, и Кристиан встал и подошел к двери в комнату Болдуина.

– Он будет жить?

– Если его рана не станет упорствовать. Скоро я сменю ему повязку, и тогда будет яснее. Мальчики его возраста поправляются быстро.

Она поднялась с места и подошла к нему. Протянула руку, но тотчас же убрала, увидев, как сильно она дрожит.

– Болдуин не повторит своей ошибки, он не станет опускать руку, стоя лицом к врагу.

– У него нет опыта в битве с более искусным противником. Ты не должна была просить его делать это.

– Я и не просила. Ты приказал ему не спускать с меня глаз, и он выполнял твой приказ.

– Ты должна была настоять на том, чтобы он остался вдали от битвы.

– И что, по-твоему, случилось бы, если бы я это сделала? Он все равно тайком последовал бы за нами.

Кристиан повернулся и посмотрел ей в лицо.

– Он всего лишь ребенок. Его могли убить.

– Но не убили. Он сражался отважно. Даже под страхом того, что ты снова разгневаешься на меня, позволь мне напомнить тебе, что в нем кровь Ловеллов.

– Я не могу этого забыть, как и того, что сегодня эта кровь была пролита.

– Ты и не должен этого забывать. Никогда не должен.

Ее слова удивили его. Авиза заметила, что он посмотрел на нее долгим взглядом, потом подошел к столу, на котором дожидалась бутылка вина. Она вышла в другую комнату и накрыла Болдуина одеялом до подбородка. Он что-то пробормотал во сне, и Авиза улыбнулась. Любой производимый им звук был признаком того, что он жив.

Когда она вернулась в среднюю комнату, Кристиан наполнял янтарным вином два бокала. Один он предложил ей. Она приняла бокал и поднесла его к губам.

Хотя от вина во рту у нее стало тепло, этот жар не мог растопить ледяного страха, сковавшего ее сердце. Она поставила бокал на стол.

– Выпей, Авиза, – сказал Кристиан, снова подавая ей бокал. – Это вино действует успокаивающе.

Отхлебнув маленький глоточек, Авиза заметила:

– Я нуждаюсь в успокоении.

– Что тебя беспокоит? – Он улыбнулся одними уголками губ. – Что еще тебя беспокоит, кроме раны Болдуина и неприятностей прошедшей недели? Ведь есть еще что-то.

– И этого вполне достаточно. Он покачал головой:

– Не для тебя, Авиза. Гай рассказал мне, что на постоялом дворе все глаза были прикованы к тебе, когда ты держала меч над головой и призывала всех действовать.

– Твой брат всегда преувеличивает.

– Но не на этот раз. Ты убеждала этих крестьян следовать за тобой туда, где они могли встретить смерть.

– Я не хотела привести их к смерти. – Она снова поставила бокал на стол, ощутив тупую боль в голове. – Но если я вдохновила их не смиряться с попытками Пита вечно держать их в страхе, я рада.

– Ты была сильной и несгибаемой, как дуб, пока мы не добрались до замка Соммервиля. А теперь ты ведешь себя как преступница, обязанная предстать перед судом и ожидающая кары. Ты с испугом оглядываешься на каждый угол и вздрагиваешь от каждого звука.

– Со мной все в порядке.

Взяв в руки бутылку, она снова наполнила свой бокал, сделала большой глоток, но тут заметила, что от вина дрожь в руках усиливается. Если бы они дрожали так же сильно, как сейчас, когда она стояла лицом к лицу с Питом и его бандой оборванцев, она не смогла бы сразиться ни с одним из них.