назад и стонет, ее плечи напрягаются.

— Итак, полагаю, я должен пожелать вам двоим прекрасных зимних каникул. — Он кладет руку на спину Натальи, притягивая ближе к себе. — Я слышал, Бостон прекрасен в это время года.

Он наклоняется, чтобы что-то прошептать ей на ухо.

Я сжимаю кулаки, когда вижу, как она напрягается, понимая, что он только что угрожал ей. После довольно грубого предупреждения Элиаса в коридоре я старалась не вмешиваться, но мне неприятно видеть, как он мучает ее.

— Отвали, Элиас, — говорю я, свирепо глядя на него.

Он ухмыляется и встает передо мной.

— Ты забыла мое предупреждение, Кармайкл?

Я прищуриваюсь.

— Ты сказал мне держаться подальше от тебя и Натальи. Это не значит, что я не могу сказать тебе, чтобы ты отвалил, когда ты мне мешаешь.

Я высоко поднимаю подбородок, несмотря на то, что знаю, что этот психопат мог бы выжать из меня жизнь голыми руками, если бы захотел.

Он посмеивается, качая головой.

— Ты мне нравишься, Кармайкл.

И с этими словами проходит мимо меня, направляясь к выходу из коридора.

Плечи Натальи расслабляются, и она с облегчением выдыхает.

— Что этот мудак сказал тебе? — Я спрашиваю.

Наталья качает головой.

— Ничего. Это не имеет значения. — Она складывает руки на груди и тяжело опускается на стул. — Я так сильно его ненавижу.

Я сажусь рядом с ней.

— Ты должна противостоять ему. — Я встречаюсь с ней взглядом. — Почему ты позволяешь ему помыкать тобой?

— Это сложно, — говорит Наталья, глядя в пол. — Я не хочу говорить об этом.

Похоже, Камилла и Адрианна правы. Каждый раз, когда поднимается тема Элиаса, она замыкается. Я киваю в ответ, и мы вместе погружаемся в тишину, ожидая прибытия водителя Натальи. Зал пустеет, когда студенты уезжают, в основном с водителями, хотя я видела несколько родителей, приехавших за своими детьми. Кто-то в этой школе шантажирует Оака из-за наших отношений, и тот факт, что я остаюсь в Академии на зимние каникулы, только усугубит проблему.

Оак уверяет меня, что может это исправить, но я не уверена. Кажется немного глупым, что я остаюсь здесь. Возможно, мне следовало принять приглашение Натальи провести Рождество в Бостоне. Однако сейчас уже слишком поздно.

У Натальи звонит телефон, и она встает.

— Он здесь. Проводишь меня? — Спрашивает она.

Я улыбаюсь и киваю.

— Конечно. Следовало ожидать, что тебе понадобится помощь с сумками. — Из трех девушек у нее больше всего багажа для двухнедельного перерыва. — Я никогда не видела, чтобы кто-то брал с собой столько вещей на две недели.

Она пожимает плечами.

— Я не знаю, какие мероприятия буду посещать, пока буду дома, поэтому мне пришлось собрать вещи на все случаи жизни.

Я смеюсь, надевая рюкзак на плечо и берясь за ручку одного из ее тяжелых чемоданов, оставляя ее хвататься за два других.

— Показывай дорогу.

Я провожаю Наталью до ее водителя, пока последние несколько студентов садятся в машины. Водитель быстро забирает у нас сумки и кладет их в багажник.

Наталья поворачивается ко мне.

— Серьезно. Если тебе станет скучно, позвони мне и приезжай в Бостон.

Я киваю.

— Обещаю, — говорю я, несмотря на то, что знаю, что этого никогда не произойдет.

— Хорошо, теперь еще раз обнимашки.

Она обхватывает меня руками и выжимает из меня всю жизнь, после чего поворачивается и забирается на заднее сиденье черного лимузина. Я стою и отмахиваюсь от нее, чувствуя, как по позвоночнику пробегает волна возбуждения при мысли о том, чтобы позже отправиться в коттедж Оака.

Мы оба согласились, что безопаснее подождать до ночи, чтобы убедиться, что все ученики разъехались. Я поворачиваюсь, собираясь вернуться в здание, но на моем пути стоит Дмитрий. Его нос все еще выглядит ужасно после того, как Оак практически сломал его.

— Дмитрий, что ты…

— Я слышал, ты остаешься здесь на каникулы. Это правда? — Спрашивает он, приподнимая бровь.

Я киваю в ответ.

— Да, мои родители не хотят, чтобы я возвращалась домой.

Он придвигается ко мне вплотную, ухмыляясь.

— Почему бы тебе не поехать ко мне?

Я содрогаюсь от этой мысли, вспоминая, как он прикасался ко мне против моего согласия на вечеринке в руинах.

— Только через мой труп.

Его глаза вспыхивают, но он ухмыляется мне.

— Ты можешь отрицать это сколько угодно, но я видел, как ты смотришь на меня. — Его голос понижается, и он подходит еще ближе. — Я знаю, что в глубине души ты — маленькая грязная шлюха.

Я выпрямляюсь и влепляю ему пощечину, которая оглушает его.

Позади нас останавливается машина, и выходит водитель.

— Это твои сумки, Дмитрий?

Дмитрий выглядит раздраженным из-за того, что его прервали, кулаки сжаты, как будто он собирался ударить меня.

Я отхожу от него.

— Отличных тебе каникул, придурок, — говорю, шагая обратно в школу.

Он что-то бормочет в ответ, но мне все равно, что. Наступили зимние каникулы, и я собираюсь провести две блаженные недели с Оаком. И даже Дмитрий Яков не сможет меня расстроить.

Глава 29

Оак

Ева сидит в моей гостиной, подогнув под себя ноги, и читает книгу. Сегодня канун Рождества, и я с удивлением отмечаю, что её родители ни разу не поинтересовались, где она находится. Она не получила от них ни одного сообщения или телефонного звонка.

Мои инстинкты были верны с самого начала. Ева — такая же жертва жестокости своих родителей, как и я, поэтому можно лишь надеяться, что она поймет, когда я расскажу ей правду, но это может подождать до Рождества.

Я тяжело сглатываю, понимая, что еще никогда не чувствовал себя так непринужденно с другим человеком. С Евой каждое взаимодействие происходит так естественно, без каких-либо усилий.

Заметив меня, она кладет закладку в книгу, которую читала, откладывает ее на журнальный столик и смотрит на меня.

— Есть новости?

Я нервно сглатываю, зная, что тайна шантажиста разъедает ее изнутри. К сожалению, тот, кто отправил сообщение, не идиот. Они использовали одноразовый телефон, и контакт Эйнсли все еще пытается разыскать владельца. Он уверяет меня, что все возможно, но на это уйдет пара недель.

— Пока нет. Сейчас Рождество, и я не жду от него вестей до Нового года.

Ева вздыхает.

— Может от человека, который тебя шантажирует?

Я качаю головой.

— Нет, я сделал первоначальный взнос. Уверен, они будут хранить молчание до начала следующего семестра.

Ева слегка расслабляется, но склоняет голову.

— Это все моя вина. Если бы я послушала тебя и отказала Дмитрию, возможно…

— Это не твоя вина. — Я сажусь рядом с ней на диван, обнимая