На перроне, прощаясь с мамой и дочерью, Люба сильно плакала. Нервно бросалась то к одной, то к другой, прижимала их к себе и бормотала что-то невнятное. Наконец, поезд, до сих пор стоявший смирно, как будто ожил. В нем что-то лязгнуло, зашипело, вагоны дернулись.

– Давай, заходи скорее, – сердито закричал знакомый проводник, – а то сейчас без тебя уедем!

Люба испуганно прыгнула на подножку. Поезд тронулся, проводник закрыл железную дверь. Любу слегка качнуло, и она прислонилась к стенке тамбура. В этом лязге железа, в самой железной стенке, холодящей спину, было что-то решительное, бесповоротное, как щелчок ключа в замке запирающейся двери. Люба закрыла глаза.

– Пошли, я тебе купе покажу, – услышала она хриплый голос проводника. – Как барыня поедешь – одна.

Люба пошла за проводником и, глядя в его неряшливую спину, подумала, что ей совершенно не страшно ехать в Москву, не страшно заниматься опасным ремеслом уличной проститутки. Весь ее страх остался там, в городе, из которого она ни разу прежде не выезжала. Поезд быстро набирал ход, и чем больше становилось расстояние между Любой и ее прошлым, тем ощутимее был ужас перед перспективой вернуться туда, в этот страшный, нескончаемый сон. Оставшись в купе одна, Люба сжала кулаки и, глядя в окно на проносящуюся мимо нее заснеженную ледяную родину, громко сказала:

– Я сюда не вернусь никогда, даже мертвой. Пусть меня похоронят в придорожной канаве, только не здесь.

В Москве проводник подвел Любу к высокому крепкому парню с некрасивым, изуродованным заячьей губой лицом.

– Илья, – представился парень и оскалился дикой звериной улыбкой.

– Люба.

– Любасик, значит, – поправил ее парень, оглядывая Любу с ног до головы строгим коммерческим взглядом. – А ты ничего, у нас такие нарасхват.

Люба смущенно застучала коленкой по сумочке, которую держала двумя руками перед собой.

– Ну ладно, дядь Саш, это тебе. – Илья сунул проводнику деньги. – Пошли, – кивнул он Любе и взял у нее сумку.

По дороге на квартиру Люба крутила головой так, что у нее заболела шея. Город совершенно потряс ее своим великолепием. Этот свет, который так и заливает ночные улицы, огни – мерцают, как драгоценные камни! Все мелькает, кружится, и жизнь бешеными музыкальными аккордами проносится за окнами такси.

– Нравится? – усмехнулся Илья и, грубовато похлопав Любу по ноге, нагло запустил ей руку под юбку.

– Перестаньте! – Любасик сжала колени – инстинктивный жест, которым женщина обычно защищается от нежелательных посягательств.

Илья даже не шелохнулся. Напротив, он сжал Любину ногу чуть повыше колена и, глядя на нее с неприятным прищуром, произнес:

– С самого начала предупреждаю, никаких фокусов – или будешь хорошей шлюхой, или сразу домой отправлю, даже из машины выйти не успеешь, а потом всю жизнь за билет не расплатишься. – Илья смерил ее взглядом, которым смотрят на кусок грязи, прилипший к ботинку.

Люба перевела глаза на зеркало заднего вида и встретилась в нем с насмешливым недобрым взглядом водителя.

– Тебе понятно? – спокойно спросил Илья и сжал ее ногу так, что Люба вскрикнула.

– Понятно… – испуганно пробормотала она.

– Ну, вот и хорошо. – Илья разжал пальцы и, продолжая по-хозяйски шарить между Любиных ног, добавил: – И давай повеселее, за такую зашуганную бабок никто не даст.

Водитель при этом заржал наглым похотливым смехом.

– А как ты думаешь, – оживился Илья, – даст за нее кто-нибудь бабок или нет?

– Не знаю, – смутился водитель. – Я бы дал.

– Сколько?

– А сколько положено?

– Ишь ты, положено… Сколько положу, столько и положено. Ну, ладно, я сегодня добрый. – Илья посмотрел на Любу изучающим взглядом. – Бери бесплатно.

Люба вздрогнула.

– Как, прямо сейчас, здесь?

– Зачем же здесь? Мы сейчас в переулочек свернем. А я на вас посмотрю. А то что же мне, кота в мешке покупать? Вот если Ваське сейчас чего не понравится… Тебя как зовут? – обратился Илья к водителю.

– Колей.

– Ну, так Кольке. Если ему чего не понравится, он же тебя сразу обратно на вокзал и отвезет. Понятно?

Люба поняла, что Илья не шутит, и в эту минуту решается все.

– А чего же тут непонятного, – промурлыкала она ей самой незнакомым голосом и, нагло уставившись в зеркало заднего вида, стала расстегивать кофточку. Водитель резко затормозил и неприятно задышал, надсадно выдувая из легких воздух. Любасик повела одним плечом, другим, блузка соскользнула на сиденье. Водитель оглянулся и жадно зашарил взглядом по ее гладкой груди, плечам. Люба почувствовала, как тошнота подкатывает к горлу, но Илья держал ее своим острым взглядом, как под прицелом. Люба сделала над собой усилие и заманчиво улыбнулась.

Водитель выскочил из машины, распахнул заднюю дверцу и стал торопливо расстегивать штаны.

– А ну пошел вон отсюда! – вдруг заорал Илья истерическим голосом и резким движением выкинул ногу вперед и вбок, прямо через Любу. Тяжелый ботинок врезался водиле в живот. – Давай, вылезай! – приказал он Любе и потащил ее за собой, не давая одеться.

Люба выбралась из машины и бросилась за Ильей, на ходу натягивая блузку.

– Ишь ты! – возмущался Илья. – Как на халяву – все мы рады!.. Чтоб бесплатно – никому! Понятно?

– Понятно. – Люба задыхалась от бега.

– Давай сюда, – Илья рванул ручку подъезда. Люба нырнула в дверной проем, и сразу знакомые запахи окружили ее со всех сторон. На миг подумала, что вот она ехала, ехала и опять приехала домой.

– Поднимайся на второй этаж, – вернул ее к действительности Илья.

«Странно, – подумала Люба, – такой город, а в подъездах воняет так же, как у нас».

Дверь открыла Вера.

– Любка! – закричала она, сжимая от радости кулачки. – Приехала! Ну, заходи! Вместе жить будем!

Люба робко перешагнула через порог. В прихожей царил страшный беспорядок, вещи были разбросаны так, как если бы здесь только что произвели обыск. В комнате слышалась какая-то возня.

– Коза, получай подружку. – Илья подтолкнул Любу в спину. Козой он называл Веру. – Ты давай-ка Любасика проинструктируй, а то она, по-моему, не очень въезжает, какие тут порядки. Ну ладно, я пошел, через час на работу. Вы ее здесь прикиньте. Найдется чего-нибудь ее размера?

– Найдется, найдется, – угодливо суетилась Верка. – Ты иди, а мы из нее за час королеву сделаем.

Любасик стояла на обочине Ленинградского шоссе. Было холодно, и мокрый снег все летел и летел, попадая в глаза и в уши. Любасик притопывала ногами, обутыми в короткие сапожки на высоченных каблуках, и зябко куталась в легкую шубку из искусственного меха. Время от времени подъезжали машины и высвечивали фарами темноту, в которой стояли девочки. Тогда Любасик распахивала шубку и демонстрировала заказчику свое тело. При этом она каждый раз улыбалась бездушной заученной улыбкой и слегка поводила бедрами. Ноги у Любы были короткими и плотными, как у пони, форма бутылочкой, талия широкая, живот плоский и большая крестьянская грудь. На этой простоватой фигуре кружевное белье с чулочками на резинках смотрелось нелепо. Даже Илья в первый раз расхохотался, когда увидел ее в рабочем костюме. Но, как ни странно, мужчинам это нравилось. Любасика брали часто, почти всегда, хотя рядом, освещенные фарами, стояли длинноногие стройные девицы, и лица у них были смазливее, и улыбались они заманчивее. А выбирали почему-то Любасика. Похоже, плотская крепость ее фигуры срабатывала безотказно, запуская низменные инстинкты подъезжающих мужчин. Любасик гордилась своими профессиональными успехами и каждый раз, садясь в машину, не забывала окинуть победоносным взглядом оставшихся не у дел подельниц. Илья тоже ценил Любасика. «Ты мой золотой фонд», – говорил он, ласково похлопывая ее по крупу. Любасик рдела от удовольствия и строила большие планы на будущее. Денег она зарабатывала много. Так много, что и матери отослать получалось, и отложить кое-что.