Трупы в космосе.

Хищный сгусток полей удаляется прочь.

— Ничего нового. — Юлия любовалась своими ногтями, выкрашенными в ярко-алый цвет. — Одни эмоции. Я понимаю вас, полковник. Я сама очень переживала. Но сейчас я хочу аргументов.

Остальные молчали.

— Ничего нового? — криво улыбнулся Тумидус. Он напоминал ворона, слетевшего на падаль. — Ошибаетесь, милейшая госпожа Руф. Помпилианец Валерий Флавий с Квинтилиса, участник погибшего колланта. Кто-нибудь знаком с покойным господином Флавием?

— Нет, — сказал Аттиан.

— Нет, — сказал Лентулл.

— Нет, — берясь рукой за край плота, сказал Антоний Гракх.

— Кто-нибудь, кроме меня, присутствовал на похоронах?

— Нет.

— Продолжайте, полковник. — В глазах Юлии зажглись искорки интереса. Рука сжалась в кулак, ногти впились в ладонь. — Я прошу у вас прощения. Я зря перебила вас. Честное слово, зря.

…Тела.

В гробах с позументом, с кружевами по краю.

Военный оркестр, траурный марш.

Салют из древних карабинов.

Коллантариев хоронили по высшему разряду. Как офицеров, погибших при исполнении воинского долга. Первым с краю, открыт для прощания, лежал Валерий Флавий — связующий центр колланта. Тот, от кого отказалась родина, принимал почести благодарной Китты.

У гроба, склонив голову, стоял Гай Октавиан Тумидус. Все видели, что полковник скорбит. Но кое-кому показалось, что полковник принюхивается. Напрасно, что тут говорить — от трупов не пахло разложением. Сандал, амбра, фиалка. Сухие ароматические травы. Бальзамировщики в морге позаботились о консервации покойных.

— Его клеймо…

Тумидус обвел присутствующих мрачным взглядом. На бритой голове обильно выступили капельки пота, словно тяжесть, лежавшая на плечах рассказчика, разом возросла.

— Наши клейма — клейма коллантариев меняются после выхода в большое тело. Мы теряем способность к клеймению новых рабов. Теряем возможность удерживать рабов прежних. Сила наших клейм, трансформированных «уходом в волну», — лишь часть былой мощи. Это позволяет связывать колланта воедино без подавления личной свободы коллантариев. Господа офицеры, вы еще помните, что значит служить под корсетом?

Господа офицеры кивнули, не сговариваясь.

— Но это не значит, что наши клейма атрофируются. Все помнят, что происходит с клеймом покойника?

— Да, — за всех ответила Юлия Руф. — Пока тело не разложилось в достаточной степени, клеймо отчасти функционирует. Оно больше не способно удержать рабов. Но хватательные движения… Клеймо мертвеца пытается вернуть рабов. Это рефлекс. Его легко почувствовать, стоя рядом с трупом. Легко, если ты помпилианец…

Тумидус встал над Юлией:

— Совершенно верно. Я чувствовал остаточные судороги клейма Валерия Флавия. Угасая, оно искало потерянных рабов. Не коллантариев — рабов. И замечу, потерянных недавно. Что скажете, госпожа скептик?

— Это естественно.

— Для обычного помпилианца. Но не для коллантария! Мы живем без рабов. Умри мы сейчас, нашим клеймам некого будет искать.

— Первый выход? — предположил Лентулл.

— Я спросил об этом у Умслы. Он ответил: нет. По его словам, погибший Флавий был опытным коллантарием. Но я стоял над телом Флавия и чуял ложь. Вудуны не могли знать, что мы, помпилианцы, слышим клейма наших мертвецов. А тело Флавия отлично сохранилось…

— Вывод? — хрипло бросила Юлия.

— Нам подсунули липового коллантария. Валерий Флавий был помпилианцем, но он никогда не бывал в колланте. Его убили и подложили к остальным мертвецам для комплекта. Возникает вопрос: какой же помпилианец был в составе неудачливого колланта?

— Или не помпилианец. — Юлия умела быстро строить логические цепочки. — Нашу роль в колланте выполнял кто-то другой. Возможно, поэтому коллант и распался. Никакой ракшаси не было и в помине. Дымовая завеса, отвлечение внимания. Эксперимент — коллант без помпилианца — закончился крахом. Вы правильно сделали, что собрали нас, полковник.

I

— Рядовой Антоний!

— Я!

— Рядовой Аврелий!

— Я!

— Рядовой Балбин…

В училище такой архаичной дурью, как перекличка, никто не маялся. Там курсанты выходили на построение через турникет со сканером. Командир, глянув в служебный планшет, сразу видел, кто отсутствует. Проще, быстрее и надежнее. Здесь, в учебке либурнариев на варварском Сечене, сканер был один — на КПП. В остальном — «условия, максимально приближенные к полевым», как выразилась обер-декурион Ливия Метелла, зачисляя Марка в учебную манипулу. Стылый, насморочный ветер продувал плац насквозь. По небу неслись грязно-серые клочья облаков, цепляясь за верхушку флагштока. Имперский штандарт с орлом громко хлопал: огрызался как мог. Над орлом, отменяя полет на веки вечные, клубилась беспросветная муть. Мир тонул в мороси, дурной и зябкой. Марк поежился. В выданной ему форме имелся примитивный контур обогрева, но включать его при плюсовых температурах запрещалось. Экономия энергии? Чтобы жизнь медом не казалась, как обещал военком?

— Рядовой Кацелий!

— Я!

— Рядовой Ноний!

— Я!..

Глотка у обер-декуриона Ливии Метеллы была луженая. На месте начальства Марк давно бы охрип. А ей хоть бы хны! Суровая женщина. Окажись Ливия родной сестрой обер-декуриона Горация, Марк бы не удивился. Клонируют их, этих обер-декурионов? Что мужчины, что женщины: на вес чугуна, плац под ногами прогибается. Скрутит в бараний рог и лба не утрет. Слабый пол, он же прекрасный — нет, такие глупости не про Ливию. Рядом с Метеллой военком, рубленный топором, сошел бы за скрипача в шестом поколении. Марк рискнул представить декурионшу в вечернем платье — декольте, рюши, бриллианты. Затем в постели — пеньюар, страсть, жаркие объятия. Воображение отказывало. Иные рождаются в сорочке, Ливия Метелла родилась в мундире.

— Декан Прастина!

— Я! — гаркнули Марку в ухо, обдав мелкими брызгами слюны.

Брезгливо поморщившись, Марк чуть-чуть повернул голову. За его спиной пыжился от наглости декан Прастина, худосочный жлоб. В армии Сеченя, приютившего учебку, или, скажем, в пехотных частях Борго деканов звали ефрейторами. Уши Прастины, оттопыренные на манер локаторов, были лиловыми от холода. На кончике носа повисла мутная капля. Дрогнули узкие, обметанные простудой губы.

— Чего пялишься, придурок? Стоять смирно!

Делать замечания в строю не положено. Даже если ты старше по званию, а боец действительно нарушает дисциплину. На то есть командир, стоящий перед строем. Но декан Прастина не мог упустить случая. Решив, что одних слов недостаточно, он пнул Марка в щиколотку носком армейского ботинка. Стоишь, боец? Правильно, стой и терпи. Привыкай. А попробуешь вякнуть…