– А бедная миссис Шейл, – продолжал Саймон, – так боялась вымолвить лишнее слово, что с трудом произносила «нет» или «да». Уверен, люди, которых мы навещали, были разочарованы. Но нужно отдать должное миссис Шейл.

– И вам тоже, – добавил Тафтон. – Женщины, подобно детям или людям низшего сорта, должны воспитываться и направляться благоразумными мужчинами. Им нельзя доверять заботу о собственном благосостоянии. Такие мужчины, как мы, обязаны спасти их от самих себя.

Элис подозревала, что было бы верхом невежливости вскочить и ударить Тафтона по голове тяжелым серебряным блюдом. Поэтому она учтиво улыбнулась и стала гонять вилкой горошек на своей тарелке.

Конечно, она знала, что Саймон не верил в ту чушь, которую нес сейчас. Но он так хорошо играл свою роль, казался таким самодовольным, таким чертовски высокомерным… Она едва сдерживалась, чтобы не швырнуть в него чем-нибудь. Но на ее лице, как приклеенная, держалась глупая улыбка.

– Не могу с вами не согласиться, Тафтон, – кивнул Саймон. – Что же касается моих коммерческих предприятий, то я забочусь о жизни рабочих. Они могут ныть и стонать, требуя справедливых выплат и лучших жилищных условий, но все же, насколько я понимаю, должны быть благодарны за то, что им дают честно заработать на жизнь.

– Большего им и не следует ожидать, – добавил Стокем.

– Жить лучше – это не соответствовало бы их положению, – подхватил Харролд. Он осушил бокал вина, и слуга выступил вперед, чтобы снова его наполнить.

Элис же хотелось перехватить взгляд слуги и спросить: «Слышишь, какой бред несут эти мерзавцы?»

– Мы делаем доброе дело, – вставил Тафтон. – Низшим классам требуется, чтобы мы принимали за них решения, иначе они впадут в пьяный хаос. Видели, как они живут? Однажды я был в деревне Тревин и не увидел ничего, кроме убогих хижин. Семьи из восьми-девяти человек теснятся в двух комнатах. Никакого уединения и скромности.

– Мистер Тафтон, умоляю, давайте не будем об этом говорить. – Мисс Стокем передернуло. – Иначе я просто не смогу съесть пудинг, хотя так его ждала…

– Прошу прощения, мисс Стокем. – Саймон одарил ее чарующей улыбкой. – Это я виноват, что затронул не слишком приятную тему.

– Вы упомянули, что недавно вышли замуж, – обратилась миссис Тафтон к Элис. – А куда вы отправились в свадебное путешествие?

Голова Элис пошла кругом. Они с Саймоном не обсуждали эту тему. Самое лучшее, что могли себе позволить жители деревни, – это провести несколько дней в Ньюкве или Торкве, если хватало денег, которых всегда было мало. Но эти люди ожидали большего, чем какие-то корнуоллские приморские городки.

Она представила карту из уроков географии в школе, которую посещала давным-давно. И представила яркие пятна, обозначавшие различные страны. Бразилия? Нет, это далеко, за океаном, и там опасные джунгли. Египет? Пески и старые пирамиды. Очень странное место для свадебного путешествия.

– В Грецию! – выпалила Элис. Она знала, там много маленьких островков, которые, возможно, являются хорошими местами для молодой пары, жаждавшей познать физическую сторону брака. И, судя по одобрению во взгляде Саймона, она сделала верный выбор.

– Как мило! – вскричала миссис Харролд. – Вы видели Акрополь? Я просто обожала рынок на Монастираки – если не считать наглых греческих торговцев, конечно.

– Мы недолго пробыли в Афинах, – объяснил Саймон. – Хотели поехать в Дельфы, но дороги были небезопасны, поэтому отправились на пароходе на Санторини, а потом – на Крит.

– Ах, такая прекрасная древняя культура! – воскликнула миссис Тафтон.

– Да, это было весьма познавательно, – согласилась Элис. – То есть… очаровательно.

– Помните, дорогая, как вы просто влюбились в крошечного осленка на Крите и захотели взять его с собой? – спросил Саймон.

– Ох, вы же знаете, я никогда не могу устоять против забавного осленка…

– И что же случилось с этим созданием? – спросила мисс Стокем.

– Увы, нам пришлось оставить его на Крите, – вздохнул Саймон.

– Но в Англии и без того очень много ослов, – не удержавшись, заметила Элис.

Блюда продолжали приносить и уносить, и она едва не закричала от облегчения, когда увидела серебряные вазы с орехами и фруктами. Самая мучительная часть вечера почти закончилась, и сейчас она мысленно обзывала присутствующих всеми ругательствами, которые могла придумать, например: «сукин сын» или «пожиратель дерьма». Более того, она мысленно срывала со стола белую скатерть с ярко-голубой каймой, чтобы разбросать все блюда и разбить тарелки об пол. И еще она слышала крики Дейви Робертса, когда его поднимали из забоя. Ноги бедняги были раздавлены сломавшейся подпоркой, которую шахтеры давно просили заменить.

Интересно, как бы кричал Харролд, если бы его ноги были раздавлены? И всхлипывал бы Тафтон, как когда-то Джон Линдсей, когда его жену опускали в могилу, а дети цеплялись за него, умоляя вернуть мать?

На столе перед Элис стояли хрустальные бокалы, сверкавшие как лед, и мерцали драгоценности в ушах и на шеях женщин. В комнате же было чересчур жарко и душно. А ведь в это время года у них в коттедже так холодно, что изо рта вырывается пар: угля всегда не хватало.

Последующая беседа была ужасно скучной – очевидно, все разговоры о деле откладывались на потом, когда дамы уйдут. Элис молчала, пока все говорили об отсутствии «действительно приличного» общества в Плимуте и злословили по поводу «выскочек», хотя сами были такими же.

Наконец миссис Харролд встала и проговорила:

– Думаю, пора оставить джентльменов.

Все мужчины тотчас поднялись, едва женщины встали. Ближе всех к двери сидел Стокем – он и придержал для дам дверь. Покидая комнату, Элис бросила быстрый взгляд на Саймона. О господи, какое приятное зрелище! Его спокойствие и неизменная уверенность ободряли ее. И было очевидно: эта миссия значила для него не меньше, чем для нее. Но он каким-то образом сумел овладеть собой и держался прекрасно. Почему же она не могла?..

На сердце у нее стало легче, когда он едва заметно ей кивнул. Он не мог сказать что-либо в комнате, где находилась их добыча. Но ей и кивка было достаточно.

Элис последовала за другими женщинами, чувствуя себя соколом, высоко взмывшим над полевкой. Она летала сейчас так высоко, что маленькое безмозглое животное внизу понятия не имело, что на него охотятся.

Газовая люстра не погасла, когда Элис вышла из столовой, но комната без нее казалась темнее и мрачнее. Саймон изобразил улыбку, когда бренди и сигары пошли по кругу.

К сожалению, стены столовой были оклеены тошнотворно зелеными обоями, а массивная мебель красного дерева сгрудилась как скорбящие после похорон родственники, которым не терпится разделить пожитки усопшего. Все в доме Харролдов было приобретено только из-за высокой цены. Ни одной безделушки, ни одной картины, обладавших хотя бы каплей истинного вкуса. «Это приличная семья, с высокоморальными устоями» – так, казалось, провозглашала серебряная ваза-горка в середине стола.