– Костя, «я не трус, но я боюсь». Пожалуйста, приезжай поскорее!

– Я обязательно сегодня прилечу. Не дрейфь, мой стойкий оловянный солдатик!

– Буду ждать! – вздохнула Ирина.

Родители Ирины были выпускниками горного института. Потому, первую половину своей жизни Ира Портнова помнила как череду переездов по городам Сибири и заполярья. На Попигайское месторождение алмазов она попала с отцом, будучи семилетней девочкой. Добравшись до Хатанги, группа геологов пересела на небольшое судёнышко и отправилась вверх по течению реки Попигай. По склонам пестрел ковёр, усыпанный звёздочками лапчатки, цветущих мхов и купальницы. Парусниковые пихты выстроились в шеренгу у верхней границы холмов. Во всей обозримой бесконечности тундры царила весна. Наверное, никто так не ждёт прихода Солнца и весны, как житель заполярья. Именно здесь, лишаясь на длительное время зимнего периода благодати лучей Гелиоса, человек ощущает, насколько он зависит от светила. Да и не только человек. С появлением Солнца всё живое радуется возвращению тепла и света, и стремится поскорее обзавестись потомством, чтобы успеть вырастить детёнышей до наступления долгой холодной полярной ночи.

Взяв у папы бинокль, Иринка увлечённо разглядывала окрестности.

Вон серые зайцы собрались в кружок, сидя у самой воды. Чуть повыше, в траве, копошатся, разинув клювики, детёныши Сапсана, а совсем рядом, сидит на ветке пихты белая куропатка, словно сторожит оставленное без присмотра гнездо сокола.

Вечером, когда солнечный свет стал не таким ярким, и вода окрасилась в тёмные тона, судно причалило у селения, состоящего из пяти двухэтажных деревянных домов-бараков.

– Так что же, дедушка, ты тут совсем один живёшь? – спросил отец Ирины у сгорбленного старика, одетого в полушубок из оленьей шкуры и потёртые унты.

– Зачем, один? Олени – тридцать голов, собак восемь. Живём. Друг дружке помогаем.

– А случись что?! – Ни телефона, ни доктора!

– Зачем, доктор? Я сам – доктор. Весна пришёл, травки много кругом. У каждой свой дар. Одна жизнь продлевает, другая – зубы лечит, третья – живот. Вот, смотри, видишь этот мешочек? – Целая аптека. А телефон, на что он здесь? Раз в неделю доплывет до меня кто, – ну и все новости расскажет. Раньше, оно, конечно, веселей было. Человек под сто проживало. Теперь все в Хатанге живут. Там дома тёплые, работа. А мне и здесь работа. Вон – оленей пасу, да сторожем при брошенном хозяйстве.

– А зверей не боишься?

– Чудак! Зверь человека боится, а не человек зверя. Да и ружьё есть, если уж совсем сладу не найдём. А ты дочку лечить приехал, да? – спросил старый охотник, внимательно глядя на маленькую девочку.

– Да. У неё глухота начала развиваться из-за распухших миндалин. Люди говорят, вы можете помочь, иначе придётся удалять, – геолог поморщился. Мысль о страданиях дочери удручала.

– Зачем удалять? Она выздоровеет. Вылечим горлышко-то!

– А тебя как звать, деточка? – обратился старик к, подошедшей к отцу, Иришке.

– Ирина! – звонко отчеканила она.

– Как же ты на мою дочку похожа! – проговорил дедушка, качая головой от удивления. – Просто вылитая Тумэн.

Иринка с недоверием посмотрела на старика.

– Что, не веришь, что у такого старого страшного деда была дочка? Была, моя хорошая. И жена красавица, и дочь. Всё было. Да вот теперь один остался. Думал, умру. Ан, нет! Тундра вылечила. Мать Олениха не дала уйти из этого мира. Держит меня здесь ради спасения людей.

– А кто это, Мать Олениха? – спросила Иришка.

– Это дух-хранитель моего рода, дочка. Пойдём ко мне, в чум, а то ты, я вижу, замёрзла. Барак, что? Не натопишь, барак-то. А в чуме тепло. Пойдём?

Иринка взглянула на отца. Тот разрешительно кивнул, и она пошла с дедом.

Им на встречу из жилища старого оленевода выбежали два тявкающих пушистых комочка со смешными хвостами-баранками.

– Ой, щенятки! – обрадовалась Иришка, взяла одного на руки и прошмыгнула под рукой державшего полог старика в чум.

– Дедушка, а почему ты остался один? – спросила Иришка, устроившись поудобнее на расстеленной на полу шкуре со щенком лайки в руках.

– Злых людей много, дочка. Вот и остался один. Тёмное время было. Ой, тёмное! Два чёрных шамана правили. Один у нас, другой в Германии. Многих в свою веру забрали. Много народу извели.

– А шаман, он всегда злой, да?

– Почему, злой? – Нет. Если он белый шаман, он много добрых дел может совершить.

– А у тебя кожа тёмная. Выходит ты чёрный шаман, да?

Старик рассмеялся, показывая Ире неровные редкие зубы.

– Да… Страшный я стал. Но чёрный шаман, он не кожей, он мыслями своими чёрный. Злой, алчный, понимаешь?

– Теперь, да, – кивнула Иришка.

– В том-то и беда моя, дочка, что я шаман. Это ты верно угадала. Только зла ни человеку, ни зверю, я за свою жизнь не сделал.

– А почему, беда, дедушка? Ведь выходит, что ты белый шаман.

– Выходит, что так. А беда почему? Так из-за моего шаманского дара мою семью и извели. Я же служитель культа был. Чудеса творил. Народ уводил в сторону от курса партии и вождя. Только жил я далеко от этих мест, в Бурятии. А ты думала, что я нганасан, дочка? Нет. Бурят я. А как попал в заполярье по чужой злой воле, так и не выбрался отсюда. А зачем? Что тундра, что тайга, – мне всё едино, раз семью погубили. Привык уже здесь. А что народу вокруг никого, – то мне и лучше. Меньше обо мне злых небылиц плести будут. Да и духам стихий проявляться не мешает никто.

– А разве они, эти самые духи, есть?

– Есть, моя хорошая. Вся природа – живой организм, наполненный духами стихий.

– Я же говорила папе, что духи есть! А он мне не верит! – всплеснув руками, закричала девочка.

– Ты же не хочешь, чтобы с твоим папой стало то же, что со мной. Ты же любишь его, правда? Потому никому не говори о духах стихий. А что они есть, я тебе сейчас покажу.

Старик взял в руки бубен, пододвинулся к огню.

– Слушай внимательно, но мне не мешай. Смотри на огонь в очаге. Хорошо? – проговорил он, обращаясь к Иришке.

– Угу, – отозвалась она.

Шаман протяжно запел, ритмично постукивая в бубен. Медленное течение песни сменилось более быстрым ритмом. В момент кульминации действа старик заложил одну руку за спину, а другую выбросил вперёд по направлению к огню, оттопырив указательный и безымянный пальцы.

И в то же мгновение смотрящая на огонь Иришка в пламени костра увидела танцующую ящерицу.

– Ух, ты! Она живая! – закричала малышка.

– Это дух огня.

– Здорово. А можно ещё что-нибудь?

– Могу снег в яранге вызвать, хочешь?