– Фрэнки!

И тут все ее тело задергалось; она ожесточенно стучала коленками по рулю. Фрост поймал одну ее руку. Потом другую. Он держал ее, пока она билась в его руках и выкрикивала лишь одно слово, с каждым разом все громче и громче:

– Стой!

Через несколько секунд, так же неожиданно, как начался, приступ закончился. Ее тело расслабилось. Дыхание выровнялось.

– Простите меня, – проговорила она, краснея от смущения.

– Вы в порядке? Что это было?

– Скорбь, – ответила она. – Паническая атака. Вот и всё. Просто в одно мгновение на меня так много навалилось…

– Пересаживайтесь в мою машину. Я отвезу вас в больницу.

Она покачала головой.

– Сейчас со мной всё в порядке.

– Вам нельзя вести машину.

Она накрыла его руку своей. Ее кожа была влажной.

– Фрост, мне очень помогло бы, если б вы хоть на минутку перестали быть копом.

– Сейчас я не коп, а обычный человек.

– Тогда поверьте мне, когда я говорю, что со мной всё в порядке. Так бывает. И заканчивается. И проходит.

– У вас какое-то заболевание? Эпилепсия?

– Нет, ничего такого. Честное слово. Не беспокойтесь за меня. Я большая девочка. Меня не надо спасать.

– До города я поеду вслед за вами, – сказал Фрост. – Хочу убедиться, что на пути у вас не возникнут проблемы.

– Как пожелаете.

Истон с неохотой вылез из машины и, то и дело оглядываясь, пошел к своему «Субурбану». Доктор Штейн завела двигатель, но не уехала сразу, а стояла и спокойно ждала. Фрост забрался на водительское место, и обе машины медленно двинулись в обратный путь, к вершинам холмов Беркли.

По дороге инспектор думал о Франческе Штейн. Она странная, трудная для понимания и красивая, как клетка-головоломка, от которой нет ключа. Она ему нравится. Однако ему совсем не нравится, какие чувства она у него вызывает. И она ему не по зубам.

Фрэнки припарковалась в подземном гараже своего дома в Тендерлойне. Было поздно, поэтому в гараже она была одна. Врач шла к лифту с опущенной головой, крепко обхватив себя руками, словно поддерживая саму себя. В квартире было темно. Фрэнки достала из холодильника бутылку, вытащила из нее пробку, налила вино в бокал и, взяв его с собой, поднялась в спальню. Джейсон спал. Стоя у изножья кровати, она пила вино и смотрела на своего мужа. Когда вино закончилось – что произошло очень быстро, – Фрэнки продолжала держать бокал в руке.

Через какое-то время Джейсон зашевелился, почувствовал ее присутствие и резко сел в кровати.

– Фрэнки?

– Да.

Повисло молчание.

– Ты ложишься? – спросил он.

Она не ответила, и муж, потянувшись, включил лампу на своей тумбочке. Желтый свет осветил обоих.

– В чем дело? – спросил Джейсон.

Фрэнки отвернулась, подошла к окну и прижалась лбом и ладонями к стеклу. На мгновение она ощутила себя как в полете. В долгом падении на улицу, простиравшуюся под ней.

– Сегодня со мной кое-что произошло, – сказала она.

Джейсон встал с кровати.

– Что? Это Ньюман? Он с тобой что-то сделал?

– Нет, это ни при чем, – ответила Фрэнки.

– Тогда что?

– У меня случился – в чем я абсолютно уверена – психогенный припадок.

Джейсон сложил руки на груди. Вид у него был бесстрастный, как у истинного клинициста.

– Сильный?

– Достаточно сильный. Мышечные спазмы. Паника. Повышенное потоотделение.

– С тобой такое случалось раньше? Было нечто похожее?

– Нет, такое в первый раз.

Он сел на кровать.

– Надо бы сделать анализы, чтобы убедиться, что причина не физиологическая.

– В этом нет надобности, – сказала его жена. – Я знаю, в чем причина.

Они посмотрели друг на друга. Фрэнки увидела правду в его глазах. Джейсон знал, к чему приведет этот разговор. Ей следовало бы догадаться гораздо раньше, но она списывала подсказки, выдаваемые подсознанием, на стресс и скорбь. Из врачей получаются худшие пациенты.

Фрэнки развернулась и спиной привалилась к стеклу. Где-то внутри ее теплилась надежда, что стекло не выдержит и позволит ей упасть вниз.

– Ведь мы оба знаем, что вызвало этот припадок, верно? – спросила она.

– Не понимаю, о чем ты.

– Помнишь, три года назад я рассказывала тебе об одном пациенте? Он оказался вовлечен в неудачное ограбление в Лос-Анджелесе. У него дома было спрятано огнестрельное оружие, из которого он выстрелил в грабителя. Затем пытался делать ему искусственное дыхание, но грабитель все равно умер от раны. Мужчина долго терзался, несмотря на оправдывающие его обстоятельства. Он пришел ко мне с желанием полностью стереть воспоминание о том событии.

– Помню, – ответил Джейсон.

– Через два месяца после лечения у него начались припадки. Врачи решили, что это эпилепсия, но в его ЭЭГ никаких отклонений не было. Они отправили его ко мне, и я поняла, что его сознание восстает против того, что мы сделали. Актуальное воспоминание о событии исчезло, но исходная травма осталась. Потребовалось несколько более долгих циклов традиционного лечения, чтобы помочь ему выбраться.

Джейсон не спросил, зачем она рассказывает ему об этом.

– Раньше я никогда не боялась высоты, – продолжала Фрэнки, – а сейчас знаешь, что я вижу, когда смотрю вниз?

– Что?

– Я вижу отца у подножия утеса. Это странно, потому что меня там не было. Я осталась в лагере, когда он ушел. Я никогда не видела его тело. Я никогда не была на утесе, и я никогда не заглядывала вниз, за край. Его нашли спасатели. И все же мысленно, в голове, я все это вижу. Я вижу, как он там лежит.

– Что ты хочешь услышать от меня? – спросил Джейсон.

– Я хочу, чтобы ты признался в том, что сделал со мной. Ведь ты изменил мое воспоминание о тех выходных, верно? Я-то все думала, что блокировала его. Я видела только образы. Отдельные вспышки. И ведь это те самые образы, что внушил мне ты, верно? Ты стер то, что случилось на самом деле. Ты стер то, что я видела.

Джейсон встал перед ней; его лицо напоминало маску.

– Да, все так.

– Зачем?

– Затем, что ты меня об этом попросила, – ответил он.

Фрэнки закрыла глаза. Муж не лгал. Она уже поняла, какой будет правда. И ведь она сама ее выбрала…

– Что из этого реально? – спросила она.

– В каком смысле?

– Ты сам знаешь, в каком. Он на самом деле сказал, что гордится мной?