Через пять минут все были в сборе, и брат нашего полкана, ни слова не говоря, подошёл к нему, забрал бутылки и спросил:

— Что, командир, всё настолько плохо?

Ерёменко поднял на нас глаза, оглядел и ответил:

— Не то слово. Сливают нас, мужики. Вчистую сливают, и шансов выбраться из этой передряги живыми совсем немного. Потому и вызвал вас всех сюда.

— Да ты объясни сначала, в чём проблема? — спросил Ерёменко-четвёртый, присаживаясь рядом. — Ну, назначили Симакова-младшего комкором, так это не самое страшное, что могло бы быть.

— А-а-а, — взмахнул рукой комбат, — не в комкоре дело. Он, конечно, не вояка и дуралей изрядный, но и с ним можно службу тянуть. Другая здесь тема. Если его комкором назначили, то, значит, не хотят, чтоб мы противника остановили. Да вы и сами видели, кто с нами в одном корпусе на Кавказ пойдёт, или мальчишки совсем, или каратянцы с территориалами, которых не жалко. Планируется, что Гена всё дело завалит и никогда не станет следующим президентом. Вот что должно произойти.

— Но мы же гвардия! — удивился капитан. — Мы же преданы президенту, нас-то за что сливать?

— Да уж, как сказал Наполеон: «Гвардия погибает, но не сдается!» Вот так и мы: приказали подохнуть, не напрямую, конечно, но приказали, и мы должны помереть. Зато потом Симаков-старший, который вовсе не старшего сына своим преемником видит, скажет, что не абы кого с Геной в горы посылал, а свои самые элитные войска. Политика, мать её так. Симакова-младшего поддерживает весь Приморо-Азовский район, а это самые богатые и густонаселенные поселения во всей Конфедерации, а президент хочет следующим главой государства другого сына сделать, Илью. Вот и получается, что наверху — интриги, а мы внизу будем за это кровью своей отхаркиваться.

— Командир, это догадки?

— Нет, — помотал тот головой, — это сведения точные.

— И что предлагаешь? Ведь ты нас собрал не для того, чтобы мы на твоё полупьяное лицо полюбовались?

Комбат встряхнулся, достал из-под стола пластиковую баклажку с холодным чаем, сделал пару глотков и произнёс:

— Да, не для этого. Дела наши не очень хороши, и я хочу подстраховаться. Батальон должен уцелеть в любом случае, а для этого две группы наших бойцов останутся в бригаде. С Игнатьевым всё решено, он хоть и зануда, но мужик с понятием, и с ним всегда можно договориться. Завтра вместо групп, отбывающих в Павловскую, к нам прибудут две группы из разведки.

— Ты хочешь, чтобы кто-то из нас остался здесь?

— Именно так. Останешься ты, Черепанов и Мечников.

— Нет, — резко возразил я. — Я с батальоном до конца пойду.

— Не спорь, останешься здесь, — повернулся ко мне полковник. — Это приказ.

— Нет, — упрямо повторил я, набычился и встретился с комбатом взглядом.

— Ну и дурак, — махнул он рукой и сконцентрировал всё своё внимание на офицерах: — От вас отказа не приму в любом случае, вы — командиры рот, а сейчас возглавите свои группы. Если нам не фартанёт, то ваша задача возродить батальон.

— А если всё будет нормально и ты ошибся? — спросил его Черепанов.

— Если будет так, то я буду одним из самых счастливых людей на планете, признаю свою ошибку и проставлюсь всем так, как никто ещё не проставлялся.

— Что ещё от нас требуется?

— Присматривать за нашими финансами, младший, ты в курсе, — комбат кивнул брату, — и бойцов нам на смену готовить. Все ясно?

— Так точно! — ответили оба капитана одновременно и встали.

— Хорошо. Идите собирайтесь, утром за вами машины придут. — Мы направились на выход, и, уже откидывая полог, я услышал слова, обращённые конкретно ко мне: — Мечник, свой ноут здесь оставь, в горах с ним ловить нечего.

— Понял, — пробурчал я и покинул штабную палатку.

Прошло ещё три дня, и весь наш корпус, погрузившись в железнодорожный состав, направился в сторону гор. Мы должны были добраться до Невиномысска, нейтрального и вольного города, там разгрузиться и уже от него по трассе Ростов-Баку пешим ходом двигаться к Нальчику, на который повернули основные силы Халифата.

Северный Кавказ. Нальчик

28.09.2059

Южане, всё же перевалившие по Клухорскому перевалу через Большой Кавказский хребет, подступили к Нальчику три дня назад, и ходившие в разведку парни из первой роты говорили, что этих упырков не меньше пятнадцати тысяч. И чёрт бы с ними, в городских боях мы их удержали бы, но у них имелось около сорока гаубиц и не менее полутора сотен разнокалиберных миномётов, и это было очень и очень хреново. К тому же на подходе, как доносит «солдатский телеграф», ещё двадцать тысяч пехоты и два десятка РСЗО. Нас же в этом полуразрушенном городе всего-то три тысячи вместе с местными «индейцами», есть два десятка АГСов и около сорока миномётов.

Сегодня с самого утреца нас начали обрабатывать артиллерийским огнём. Обстрел города проходил без всякого плана, снарядов и мин противник не жалел, видимо, запасы у них были очень даже немаленькие. Мы затаились в блиндажах, подвалах и вырытых в земле щелях, а снаряды безжалостно перепахивали землю над нами. Страшно было так, что хотелось, никого не стесняясь, кричать во всё горло, да многие и кричали. Обрушившиеся на город артиллерийские снаряды тяжёлых гаубиц советского производства, доставшиеся халифатцам в наследство от Ирана, рвались повсюду, и хорошо ещё, что в Нальчике ни одного гражданского не осталось, всех успели эвакуировать. Пламя пожаров, охватившее и без того ветхие аварийные дома, длинными зловещими языками вздымалось над столицей Горского Содружества.

Так продолжалось до полудня. Обстрел прекратился ровно в 12.00, и уже через десять минут Нальчик превратился в поле боя.

Грязный как не пойми кто, я выбрался из подвала, в котором пережидал артиллерийский налёт. Цементнокирпичная пыль въелась в камуфляж, смешалась с потом и стала колом. Попытался отряхнуться, да куда там, может, стирка бы помогла, но воды в городе мало, да и нет времени красоту наводить. Ладно, сам перетерплю, а оружие надо обязательно почистить. Ствол я себе пару дней назад сменил. В батальонной оружейке сдал верный АКС и взамен него «Абакан» АН-94 получил. Говорят, для городского боя это идеальное оружие. Посмотрим, как этот хвалёный «Абакан» себя покажет, а пока чистка автомата заставила помучиться. Непривычно как-то с тросиками этими возиться, да и две пружины напрягали. Но не боги горшки обжигают, так что разобрался, что к чему. Пока время есть и противника не видать, разобрал автомат, быстро почистил, собрал — и к бою готов. Занял позицию на первом этаже разрушенного дома, сижу и жду, пока гадские супостаты на нас полезут.

Где-то совсем неподалеку слышу жалобное ржание раненых лошадей, которые стояли в конюшне неподалеку. Блин, как же жалко животин, так тоскливо от их голоса, что хоть бросай всё и иди лошадок добивай. Эхе-хе, горе горькое, война, мать её так.