– Да, познавательные фотографии, – сказала я, не решившись уничтожить ни одну из них. – Иллюстрированная хроника морального падения!

– По крайней мере, теперь я понимаю, почему шеф дал поручение забрать от офиса его «Тойоту» не собственной любящей супруге, а тебе, – сказала Алка. – Видно, вовремя вспомнил про нашпигованный компрометирующими фотками фотоаппарат в бардачке! Думаю, знакомство с этими снимками могло развеять святую веру наивной Ангелины Павловны в непорочности морального облика ее супруга!

– Вот интересно, что бы она тогда сделала? Убила его? Или ее? Или их обоих? – принялась гадать я.

За интересным разговором мы ушли от реки. Трошкину тема мужских преступлений и женских наказаний так увлекла, что она даже забыла обуться, поднялась на обрыв босиком, с босоножками в руках. Подошла к машине, взглянула на нее с необоснованной неприязнью, заявила:

– Небось, Бронич и эту крутую тачку купил для того, чтобы свою вульгарную фифу катать! – и попыталась пнуть ни в чем не повинную «Тойоту» в заднее колесо.

Промахнулась, задела большим пальцем торчащий из земли камень, взвыла и запрыгала на одной ножке.

– Разбила палец, да? – посочувствовала я. – Эх, жаль, я весь пластырь на перископ извела, сейчас бы пригодился!

– Не волнуйся, пластырь и у меня есть, – кривясь, ответила Алка и полезла в свою сумку. – Он сейчас у всех есть, его нынче в аптеках на сдачу дают. Народ массово мозолит себе ноги новой летней обувью, поэтому лейкопластырь – самый ходовой аптечный товар.

Сочувственно глядя, как подружка обматывает палец клейкой бежевой полоской, я не придумала ничего лучшего, как сказать:

– Не ты первая, Максим Смеловский на днях тоже разбил ногу об этот коварный риф и охромел.

– Не могу сказать, что это сильно меня утешает! – прошипела Трошкина. – Хромоногий Макс Смеловский – не та компания, которая кажется мне приятной!

– Вредная ты, – добродушно попеняла я подружке. – Компания ей не нравится! На Деда своего пернатого посмотри, как он с собакой весело щебечет!

Братья наши меньшие – пес на заднем сиденье и птенец в клетке на спинке диванчика – голосили кто во что горазд: Дед-Желторотик скрипуче чирикал, очнувшийся Барклай гулко гавкал.

– Они просто есть хотят, – устало сказала Алка. – К черту необыкновенно красивый закат, поехали домой, зверье свое кормить.

Телефонный звонок застал нас на полпути к дому.

– Инночка, это я, – успел сказать Бронич.

– Шеф! – восторженно заорала я. – Михаил Брониславич, как я рада вас слышать! Вы откуда звоните?

– Из дома. Я…

– Вас выпустили? – радостно горланила я. – Что, нашли настоящего убийцу?

– Пока не нашли, но…

– Вы о машине своей не беспокойтесь, она в целости и сохранности в гараже стоит! Я даже помыла ее! – приврала я, слегка опережая события. – Куда вам ее пригнать?

Договорились, что я приведу «Тойоту» туда, откуда взяла – на стоянку возле работы. Закончив разговор с шефом, я тут же позвонила Зяме и совсем другим – не радостным, а обеспокоенным голосом сказала братцу:

– Зямка, слушай последние новости. Бронича менты отпустили, а вместо него пока никого не посадили, так что сиди тихо и не высовывайся, чтобы не угодить на вакантное место за решеткой.

– Я запрусь в доме, – пообещал Зяма, по тону которого нельзя было с уверенностью сказать, что он вполне прочувствовал грозящую опасность. – Тут есть одна вполне законченная комната, девочки разрешили мне в ней обосноваться. Там я и запрусь.

– Что за комната?

– Спальня.

– Понятно, – я фыркнула. – Зямка, ты только не вздумай язык распускать!

– В каком смысле? – напрягся братишка.

– В смысле болтовни, тупица! Другие области применения твоего языка меня не заботят. Главное – про историю с Цибулькиной никому ни слова!

– Никому-никому? – неуверенно повторил Зяма. – А если…

– Никаких «если»! Ни-ко-му!

Я выключила трубку и покосилась на Трошкину. Она пялилась на родной микрорайон, словно никогда раньше его не видела, но ухо у нее было красное, как пион, и щеки разрумянились. Эх, зря я сказала про многофункциональный язык, Алка с ее богатым воображением мысленно нарисует такую эротичную картинку – куда там «Плейбою»! Я решила ее отвлечь и начала:

– Слушай, а вот…

«Слушай, а вот я тут подумал про ноги, – некстати вякнул мой внутренний голос. – Ноги и пластырь!»

– Близнецы-братья! – съязвила я. – Отстань, а? Не до тебя сейчас!

Внутренний обиделся и замолчал, а Трошкина приняла сказанное на свой счет и огрызнулась:

– Да пошла ты со своими братьями!

«Братьями»! Можно подумать, мой единственный братец Зяма успешно подвергся размножению клонированием! Нет уж, спасибо! Для его подружек оно бы и не плохо было, а я лично в этом совершенно не заинтересована. Это только в сказке хорошо – одна царевна и семь братьев-богатырей, а в жизни от единокровных добрых молодцев одна морока.

– Машину в гараж загоним позже, после ужина, – сказала я, причалив «Тойоту» к нашему подъезду.

Алка не возражала, схватила клетку, и они с Дедом запорхали к лифту, а мы с Барклаем двинулись следом с неспешностью, подобающей более крупным организмам. Шефов фотоаппарат я захватила с собой, чтобы скачать Алкины новые фотки в свой компьютер, а затем стереть их из памяти цифровика. Его ведь придется вернуть вместе с машиной, незачем Броничу знать, что я совала нос в его интимную жизнь, яркие фрагменты которой добросовестно сохранил фотоаппарат.

С переносом фоток в мой «Мак» проблем не возникло, к чужому цифровику прекрасно подошел шнур от нашей семейной видеокамеры. Пока папуля разогревал нам с Барклаем ужин, я избавила фотоаппарат от следов постороннего присутствия. Потом мы с бассетом с аппетитом покушали, благодарственно облаяли кормильца-папулю и пошли совершить моцион перед сном, а Трошкину пригласили составить нам компанию. Алке после затяжной загородной экскурсии не слишком хотелось вновь идти на прогулку, но я напомнила:

– Нам же еще «Тойоту» в гараж поставить надо, да и помыть ее не мешало бы, машина грязная, как свиноямская хрюшка. Не могу же я вернуть ее шефу в таком виде!

– Ладно, вы гуляйте, а я вас в машине подожду, под кондиционером, – уступила Алка.

Мы с Барклаем потрусили за угол, а она поплелась к «Тойоте», но, едва коснувшись машины, полетела за нами с неожиданной резвостью и придушенным криком:

– Кузнецова! Караул! Ой, что случилось!

– Ой, что? – притормозив, хладнокровно спросила я.

– Ты машину закрывала? – подойдя поближе, шепотом спросила Алка.

– Спрашиваешь!

– А она открыта!