— В ту ночь так много людей входило и выходило из отеля, а я едва начал узнавать своих посетителей. Кто-то у меня в офисе оставил набор клюшек для гольфа. Потом мне сказали, что это клюшки Денниса Нэгла. Но ведь бедняжка умер, и я не знал, что с ними делать. Я предложил взять их миссис Нэгл. А она сказала, что ей кажется, они принадлежат другу ее мужа, мистеру Уайверну. И я отдал их ему. — Он нахмурился. — Это было так давно. Боюсь, не смогу быть вам полезным.

Расставшись с ним, я поднялся в маленький холл над главным вестибюлем и снова смотрел на узорно вымощенную камнем площадь, где в первую ночь отцу и мне повезло не быть подстреленными. Клюшки для гольфа...

В конце утра, занятого приемом посетителей, Мервин Тэк рассказал, где я найду Леонарда и миссис Китченс. И во второй половине субботнего дня без энтузиазма я подъехал к их солидному, почти отдельному, только одной стеной соединенному с соседним, дому на окраине города. И дом, свидетельствующий об отсутствии воображения, и скучно упорядоченный палисадник перед ним все говорило о благосостоянии. И никаких признаков маниакального поджигателя. Я позвонил, миссис Китченс открыла дверь и с минуту сомневалась, пока не узнала меня.

— К сожалению, Леонарда нет дома, — сказала она.

По-прежнему обширная леди провела меня в гостиную, где воздух пах так, будто сюда неделями никто не входил, и откровенно с горечью начала радоваться, что ее Леонарду Оринда вскружила голову.

— Тогда мой Леонард сделал бы для этой женщины все. Он и сейчас сделал бы все.

— М-м-м, — начал я, — вспоминая тот пожар пять лет назад в штаб-квартире партии.

— Леонард говорил, что он этого не делал, — перебила меня миссис Китченс.

— А вы думаете?..

— Это сделал старый дурак, — она опять не дала мне договорить. — Я знаю. Но никому, кроме вас, не собираюсь признаваться. Понимаете, это Уайверн надоумил его. И совершенно зря. Потому что ваш отец лучше для страны, чем могла бы быть Оринда. Сегодня это каждый видит.

— Люди говорят, — осторожно начал я, — что Леонард стрелял в моего отца, а потом спрятал ружье в желобе «Спящего дракона».

Неуклюжая, обширная, несчастная миссис Китченс ничего об этом не слышала.

— Мой Леонард не отличит один конец ружья от другого!

— А разве он не меняет масло в своей машине?

— Он может заставить расти цветы. — Она выглядела крайне изумленной. — А больше он ни в чем не смыслит.

Я оставил бедную миссис Китченс горевать над неудавшимся браком и снова заночевал в доме Полли.

Почти все воскресенье я просидел один в штаб-квартире партии. Бэзил Рудд в достаточной мере не любит кузена и поможет разыскать его. Так мне хотелось думать. И я ждал. Звонок раздался почти в шесть вечера. Я поднял трубку.

— Это вы хотите знать, где найти Бобби Ушера Рудда? — спросят голос явно не Бэзила Рудда.

— Да, — ответил я. — А вы кто?

— И на пенни не имеет значения, кто я. Он всюду сует нос. Из-за него от меня ушла жена и я потерял детей. Если вы хотите пришпилить этого подонка, Ушера Рудда, то в этот самый момент он в офисе «Газеты Хупуэстерна».

Информатор резко бросил трубку. Ушер Рудд оказался чуть ли не у моих дверей. Я ожидал долгой погони, но офис и типография «Газеты» — чуть-чуть проехать по дороге. Я запер штаб-квартиру партии, вскочил в машину и помчался так, будто за мной гналась вся преисподняя. Благо в воскресенье движение на улицах было небольшим. Теперь, когда я нашел Ушера Рудда, нельзя его упустить.

Он все еще был в «Газете» и в самом разгаре яростной ругани с Сэмсоном Фрэзером. Когда я вошел в кабинет редактора, они замолчали, проглотив обжигающие фразы на полуслове. Оба знали, кто я.

Бобби Ушер Рудд буквально онемел. В выражении Сэмсона Фрэзера смешались удовольствие, понимание и облегчение.

— Бобби клянется, что история про наркотики правда, — сказал он.

— Бобби готов клясться, что его мать шимпанзе.

Дрожавший палец Ушера Рудда ткнулся в номер «Газеты» за четверг, который лежал на столе Сэмсона Фрэзера. Наконец к нему вернулся голос, охрипший от бешенства.

— Знаете, что вы сделали? — Он обращался ко мне, а не к Сэмсону Фрэзеру. — Вы заставили их выставить меня из «Крика!». Вы так сильно напугали Руфуса Кроссмида и владельцев, что они больше не рискуют печатать мои материалы. А их проклятый еженедельник из-за меня с каждым годом продавался все лучше и лучше... Это чертовски НЕСПРАВЕДЛИВО. А сейчас они говорят, что над ними смеется вся пресса, напечатали фальшивую историю о парне, чей отец может стать премьер-министром. Они говорят, что я своей историей выстрелил по заказчику. Мол, она поможет Джорджу Джулиарду, а не прикончит его. Откуда мне было знать? Это зверски несправедливо.

— Вы же видели, что Вивиан Дэрридж не понимает, что говорит, — с горечью напомнил я ему.

— Надо слушать именно тех людей, которые не понимают, что говорят.

Откровенное признание, выболтанное в ярости, пролило свет на загадку успеха Ушера Рудда.

— В тот день в Куиндле, когда я впервые встретил вас, вы уже пытались накопать что-то скандальное об отце, — заметил я.

— Нет.

— Он хочет каждого замазать грязью, — добавил Сэмсон. Я покачал головой.

— Кто приказал вам атаковать моего отца? — спросил я.

— Мне не нужно приказывать.

Хотя я и не кричал, голос звучал громко, а обвинения ясно.

— Вы всю жизнь с детства крутитесь среди машин. Это вы готовили аварию «рейнджровера», машины моего отца, заткнув вместо пробки картер свечой?

— Что?

— Это вы? Кто предложил вам это сделать?

— Я не отвечаю на ваши чертовы вопросы. На столе у Сэмсона Фрэзера зазвонил телефон. Он поднял трубку, недолго послушал и, сказав «о'кей», снова положил ее.

Ушер Рудд, конечно, знал газетное дело и подозрительно спросил у редактора:

— Вы сказали «о'кей», чтобы начинали печатать?

— Да.

Тут Ушер Рудд так разъярился, что его начало трясти.

— Вы печатаете без изменений, — кричал он. — Я настаиваю... Я убью вас... Остановите машины... Если вы не напечатаете то, что я вам сказал, я убью вас.

Сэмсон Фрэзер не поверил ему, и, несмотря на все бешенство Ушера Рудда, я тоже. Словом «убью» легко грозят, но редко воспринимают его буквально.

— Какие изменения? — резко спросил я.

— Он хочет, чтобы я напечатал, будто письмо сэра Вивиана фальшивка и вы подделали его подпись. — Голос Сэмсона звучал на более высоких нотах, чем обычно. — А история о том, что вы нюхали клей, стопроцентно стерильна, стопроцентно кошерна и что вы готовы на все... на все, чтобы отрицать ее.

Он взял со стола страничку, напечатанную на машинке, и помахал ею.