– Ничто не длится вечно, особенно магия. И особенно любовь, которая позволила этой девчонке нарушить закон и запустить внутрь человека столько зерен изменений, что они не только не убили его, но и штопали несколько дней, – покачал головой князь и с презрением повторил: – Пресловутая любовь, такая непонятная и нестабильная. Поспорим, что она не сможет это повторить?

– Что ты знаешь о любви? – прошептала я.

– Да уж побольше вас всех вместе взятых.

Я услышала всхлип, повернула голову и увидела, как Мэри со слезами на глазах пыталась оттащить за ногу Ильяну Кэррок от бессознательного Вьера. Глава Магиуса, единственная, кто не отреагировал на приказ князя. Она, кажется, жаждала не просто укусить тиэрца, она хотела сожрать его целиком. Как быстро с твари Разлома слетела притворная человечность, как тонкая вуаль с дамской шляпки.

– Как только перестанешь призывать изменения, магия этого места тебя отпустит, – с каким-то странным сочувствием произнес барон Эсток.

Я обернулась, первый советник князя возвышался над Мэрдоком. Сокурсник припал на одно колено и, так же, как и я, пытался оторвать ладони от пола. Девы, я даже не успела ощутить чужие зерна изменений, как мрамор поглотил их.

– Это всех касается, – добавил князь и, понизив голос, добавил: – Спокойнее, Сэрра.

Я проследила за его взглядом и увидела незнакомую девушку с бумажным цветком, которая деловито постукивала по ладони широким лезвием ножа, у нас в Илистой норе похожим кухарка орудовала. Это выглядело бы скорее смешно, чем угрожающе, если бы одержимая не стояла над Дженнет и не смотрела на нее как на праздничную индюшку, которой нужно перерезать горло. За те несколько секунд короткой схватки демоны развлекали не только нас с Кристофером.

– Мы же не хотим лишить один из самых древних родов наследницы? – спросил затворник, а один из демонов с факелом рассмеялся. Видимо, это шутка только для одержимых.

– Будто вам не все равно!? – выкрикнула Гэли как раз тогда, когда я собрала зерна изменений и заставила их рассеяться. – Будто вам есть дело до кого-либо!

Я попыталась оторвать руки от пола и зашипела от боли, когда это удалось. Кожа на ладонях была красной и припухшей, как у прачки. Поразительно, насколько равнодушной оставил меня этот факт. На полу остался едва заметный след от ладоней, словно я приложила их не к мрамору, а к замерзшему стеклу.

– Только мне и есть дело, – констатировал затворник и оглядел зал с колоннами с таким видом, словно только сейчас осознал, где находился. – Иногда думаю, что только я один думаю о будущем, а остальные просто…

– Живем? – спросил Александр Миэр, и я поразилась злости в его голосе.

Не знаю, к чему она относилась. К дочери, которая, все еще стояла на коленях и не могла отнять рук от солнечного мрамора? К князю, который развернулся и медленно зашагал к каменному сидению? К наемникам, что прижимали к земле рыжеволосую одержимую? Или к самому себе, к своим рукам, которые сжимали черный клинок и дрожали? Сжимали, но никак не могли нанести решающий удар матери своего ребенка.

– Вы просто жрете, спите и плодите себе подобных, – без всяких эмоций ответил затворник.

– Именно это и есть – думать о будущем. – Отец Гэли выпрямился и, словно приняв какое-то решение, опустил нож.

– Это красивые слова. – Князь остановился, посмотрел на валяющееся у колонны золотое украшение, на миг задумался, а потом небрежно подобрал обруч, как горожанин поднимает мелкую монетку, вроде и не к чему, но оставлять в грязи жалко, и прямо вот так, с нитями пыли, водрузил на голову. – А ваши действия говорят об обратном. То, что вы здесь, говорит об обратном.

– Мы здесь, чтобы закрыть Рразлом, – спокойно, словно за светским обедом, произнес Мэрдок. Мой несостоявшийся жених тоже собрал магию, оторвал ладони от мрамора и встал рядом с Кристофером, пошатнулся, но устоял.

– Вот именно, – не стал спорить затворник, остановился у трона и словно с легким сожалением коснулся рукой головы одной из скульптур, так похожей на сову.

Государь нарочито вздохнул, а потом взял что-то лежавшее поперек каменного сиденья. Свет факелов отразился от черного кончика, пробежался по клинку и отскочил от светлой стали основания. Клинок первого рода. Клинок, лишь наполовину закаленный во тьме Разлома. В последний раз я видела, как он вогнал его между пластин железной кошки Вьера. Князь взвесил оружие в руке, а потом вдруг развернулся и со всего маха ударил по обрубку шеи каменного зверя, что лежал у изножья сидения. Точно ударил, словно проделывал это не раз. Брызнула каменная крошка. – Вот именно, – повторил затворник, опустил клинок, сел на трон и иронично поинтересовался: – Как вы думаете, много на Аэре демонов?

А я вдруг ощутила маленькую огненную искорку в правой ступне, она, как укол чересчур длинной булавкой, заставила меня вздрогнуть.

– Мне плевать, – ответил Альберт. Дженнет, наконец, смогла взять под контроль магию и подняла руки. По непонятной причине сокурсница не торопилась подниматься на ноги. Хотя почему по непонятной? По очень даже понятной, но несколько неожиданной.

– Десяток? – продолжал спрашивать демон на троне и обвел взглядом зал и стоящих вокруг одержимых с факелами. – Два? Три?

И, словно повинуясь приказу, который мы не слышали, из тьмы выступили еще одержимые. Еще и еще. Разных возрастов, разного пола, разной комплекции, в разной одежде, но все с одинаковыми черными глазами.

– Три десятка? – продолжал спрашивать князь, а они продолжали появляться.

Демонов было столько, что я задумалась, кого именно затворник просил остановиться. Нас? Или все же их? Да три десятка одержимых придушили бы нас, как кутят, без всякой магии.

– Не будем гадать, – продолжил князь. – Буду откровенен, на Аэре нас пятьсот сорок три души.

– Ох! – вырвалось у Мэри, и она отпустила ногу мисс Ильяны.

– У вас нет души! – выкрикнула Гэли, ее зерна изменений растворились в звучащей в голосе ярости, и подруга потрясла руками, словно схватилась за что-то горячее.

– Уверены? – уточнил барон Эсток.

– Не будем углубляться в теологические споры, – взмахнул рукой одержимый на троне. – Называйте, как хотите.

– Больше пяти сотен тварей! – пораженно сказал железнорукий и помог Дженнет встать. Девушка с бумажным цветком на груди отступила на шаг в сторону, но нож убирать не спешила.

– Всего пять сотен, – поправил его князь. – Всего. Скажите мне, это стоит того, чтобы рисковать Аэрой и жизнями всех людей?

– Что за чушь вы несете? – грубо сказала герцогиня. – Мы как раз защищаем Аэру и людей.

– Поясните, – попросил Мэрдок.

– Поясняю, – спокойно ответил затворник, так спокойно, словно у него каждый день требуют ответа ученики Академикума. – Вы знаете, что будет, когда Разлом закроется?

– Эра станет целой, – ответила я, едва не проглотив последнее слово, потому как огненная искорка перебралась на вторую ступню.