— Вот и я о том же. Мы еще над всей Европой вертухаить будем. Надо всеми, кто против нас!

Ватутин Н. Ф. Записки командующего фронтом.

Москва, 1964 (альт-история)

Операция «Багратион», на первый взгляд, несет на себе печать импровизации, гениально удавшейся, по оценке зарубежных военных историков. Что свидетельствует о том, что Советская Армия по завершении двух лет войны получила опыт, за который было дорого уплачено. Успешное отражение немецкого наступления под Курском и победа на Днепре открыли возможность реализовать заранее заготовленный план освобождения Белоруссии. Решающим было то, что СССР располагал еще нетронутыми стратегическими резервами; немцы же, после поражения Второй танковой армии, не имели на участке ГА «Центр» мобильного кулака, и у них оставался открытым правый фланг, лишенный здесь как укрепленных рубежей, так и естественных преград. Также они считали зону Припятских болот естественной преградой, делающей невозможным наш удар значительными силами в этом направлении.

Последние факты важны для понимания, отчего в «Багратионе» на первом этапе были задействованы силы нашего, Первого Украинского, фронта, а не Первого и Второго Белорусских. Именно удар на Бобруйск нашей Восьмой гвардейской армии не только привел к окружению немецкой группировки, первому из белорусских «котлов» лета сорок третьего, но и положил начало обрушению немецкого фронта по верхнему течению Днепра, взламыванию его с юга на север.

Особенностью Припятской операции, неожиданной для противника, было широкое использование нами амфибийных сил, для которых реки Днепр и Припять были не преградой, а коммуникациями. Три дивизии морской пехоты, после захвата и вскрытия плацдармов, были немедленно выведены с фронта за Днепром и повернуты на север. Десантно-переправочные средства для них были как из числа заранее построенных в тылу и подвезенных по железной дороге, так и из трофеев, взятых в Киеве. Нередко это были гражданские пароходы, баржи и катера, на которые было установлено вооружение, по примеру Гражданской войны. Было налажено очень хорошее взаимодействие с партизанами, которые, по сути, являлись полноценной заменой десантных сил в тылу врага, и с авиацией, на что еще прежде обращалось особое внимание в процессе боевой учебы.

Также, хотя это больше относится к действиям Белорусских фронтов, тактика боевых действий была специально приспособлена к лесисто-болотистой местности, и прошла проверку на Ленинградском фронте. Именно в Белоруссии нами были широко применены саперные танки для прокладки пути, расчистки завалов; механизированные мосты, все на базе старых Т-34 и КВ, входящие в состав инженерно-танковых батальонов. Отлично показали себя тяжелые минометы, как 240-миллиметровые, так и 160-миллиметровые, тем более что немецкая оборона строилась на основе опорных пунктов на возвышенных сухих местах, с преобладанием не бетонных, а дерево-земляных сооружений. С большим успехом были использованы батальоны лесных егерей, вместе с партизанами господствующие в лесах вне дорог. Они разрушали или даже захватывали переправы, из-за чего немцы были принуждены скапливаться массой на перегруженных коммуникациях, попадая под удары нашей авиации. И конечно, успех был бы невозможен без самой активной помощи белорусских партизан, которые, по указанию из Москвы, совершали массовые диверсии на железных дорогах, в отдельные дни полностью парализуя движение, проводили наши войска лучшими путями, истребляли в лесах группы немецких окруженцев.

Официальной датой начала «Багратиона» считается двадцать третье июня (хотя Бобруйская и Витебская операции начались еще пятнадцатого июня). Четвертого июля был освобожден Минск. Следует отметить, что приказ Гитлера, объявляющий ряд городов «крепостями», которые надлежит оборонять до последней возможности, сыграл для немцев фатальную роль при отсутствии надежды на их контрудар, так как обрекал гарнизоны «крепостей» на уничтожение или капитуляцию. К десятому июля советские войска вышли на рубеж Барановичи — Вильнюс — Даугавпилс. Девятнадцатого июля был достигнут рубеж Брест — Белосток — Гродно — Друскинискай, что составляло максимум от первоначального плана. На северо-западе двадцать второго июля был взят Шауляй. В этот же день наш Первый Украинский и соседний Первый Белорусский фронты получили приказ Ставки о переходе к обороне.

Если в ГА «Юг» основным союзником Германии были французы, то в ГА «Центр» — поляки, составлявшие почти четверть всех сил противника. Тридцать первого июля началось Варшавское восстание, имевшее несколько важных военных последствий (политических я здесь не касаюсь). Во-первых, на его подавление немцы бросили значительные силы, в том числе самые боеспособные части, танковый корпус СС. Во-вторых, это вызвало у немецкого командования волну недоверия к своим союзникам — польские дивизии спешно отводили в тыл, перебрасывая на Балканы, в Африку, в Португалию, или даже расформировывали и разоружали, загоняя личный состав в концлагеря. В-третьих, немцы как раз и ждали от нас этого шага — идти на помощь восставшей Варшаве — и спешно принимали контрмеры — перебрасывали подкрепления, усиливали фронт. Отсюда следует вывод, что с чисто военной точки зрения наше немедленное наступление на Варшаву не имело перспектив. В самом лучшем случае, ценой больших потерь, удалось бы выйти к польской столице к началу, или даже середине сентября, после чего нам предстояло еще форсирование Вислы с ходу, при минимальной подготовке.

Оттого я считаю абсолютно правильным решение Ставки о переносе нашего дальнейшего наступления в полосу Третьего Белорусского фронта, от Шауляя на север — операция «Ермолов». Как известно, тридцатого июля части 51-й армии вышли к морю в районе Тукумса, отрезав в Прибалтике всю немецкую группу армий Север. Затем, в ходе четырехдневного танкового сражения, ожесточением превосходившего битву за Орел, были отражены все попытки немцев деблокировать окруженную группировку. С учетом того, что уже в августе Финляндия капитулировала и объявила войну Германии, предоставив СССР аэродромы и военно-морские базы, положение ГА «Север» стало безнадежным.

Лазарев Михаил Петрович.

Северодвинск, 6 августа 1943

— Англичанин, — бросил «жандарм» Кириллов, осматривая труп. — И что же он хотел узнать?

Отчего англичанин, ясно. Чтобы немецкая субмарина незамеченной прошла аж в Белое море до Архангельска и выпустила боевых пловцов, верилось слабо. А вот британский пароход стоит у стенки завода, от этого места километра полтора — как раз дистанция для «людей-лягушек». Скорее шпион, чем диверс, хотя легководолазы сейчас тщательно осматривают корпус «Воронежа» — не прилеплен ли взрывчатый сюрприз? Но это вряд ли, потому что вплавь серьезный заряд не притащить, а торпеду — подводный буксировщик акустики бы засекли, вахта даже у стенки завода несется как положено.

— Ну, например, это, — говорил я, указывая на герметично закрывающиеся металлические цилиндры в снаряжении неудачливого шпиона. — Для взятия проб воды и последующего химического анализа. Что за секретная химия, на которой мы ходим? Если у нас на борту постоянные аварии с утечками, то в воду должно травить наверняка.