Бхаттачарья был в испарине и просто дрожал, поэтому мы должны были сказать людям: «Это нехорошо — вам надо уйти. Он встретил призрака, а теперь вы волнуете его. Он может умереть; он был так потрясен».

Мы привели его домой, устроили ему хорошее холодное купание и вылили на него столько ковшей воды, сколько смогли, чтобы привести его в чувство. Привести его в чувство было очень трудно, но, наконец, он сказал: «Да, теперь я чувствую себя лучше, но где тот призрак?»

Я ответил: «Тот призрак ушел. Мы закрыли гроб».

«А мой зонтик и дхоти?»

Я сказал: «Мы принесли их, потому что мы умоляли призрака: „Бхаттачарья очень беден, а вы святой. Это достаточное наказание для атеиста, большего и не надо“, — таким образом, он отдал их обратно вам».

С того дня мы видели, что каждый день утром Бхаттачарья ходил класть цветы на эту самадхи, и молиться, и отправлять там обряды.

Я спросил: «Не стали ли вы пантхи Кабира?»

Он ответил: «Я должен стать пантхи Кабира. Я читаю священные книги пантхов Кабира, рассказывающие о Кабире, песни Кабира — они действительно прекрасны. Но я должен поблагодарить вас, — сказал он мне. — Если бы вы не устроили эту встречу с призраком, я бы так и умер атеистом».

Призраков не существует, но миллионы людей верят в их существование; они не только верят, они видели призраков, они встречали их. Но все эти встречи — такие же, они приготовлены. И это так легко.

Ваши мысли подобны призракам.

Вы просто продолжаете верить в них, никогда не пытаясь противостоять, никогда не поворачиваясь к ним, чтобы пристально рассмотреть их. Вы просто удивитесь тому, что мысль, на которую вы пристально смотрите, просто улетучится. Она не может вынести вашей бдительности.

Поэтому есть третья альтернатива. Вам не надо быть ни аятоллой Хомейни, ни Альбертом Эйнштейном. Альберт Эйнштейн хороший человек, но хороший и плохой — это две стороны одной монеты; рай и ад, Бог и дьявол — две стороны одной монеты. Одна не может существовать без другой.

Но есть третья альтернатива: вам не надо быть таким или другим, а это значит действительно быть самим собой.

Быть вне пирамиды ума — значит войти в храм вашего существования.

Пирамида — для мертвых. Фактически пирамиды были сделаны как могилы для египетских царей и цариц. Они — кладбища; и когда я употребляю слово «пирамида» для ума, я делаю это сознательно. Ум — это тоже кладбище мертвых вещей, прошлых воспоминаний, переживаний, теней… все это тени. Но мало-помалу они становятся такими тусклыми, что создают темный занавес вокруг вас.

Если вы хотите убежать от своей тени, то, как вы думаете, что вам надо делать? Бежать? Тогда вы будете в том же самом положении, что и Бхаттачарья. Тень будет следовать за вами, куда бы вы ни пошли, она будет с вами; это ваша тень. И тень не существо; она — призрак.

Единственный способ избавиться от нее — повернуться назад, взглянуть на нее и попытаться найти, есть ли в ней какое- либо содержание. Нет ничего! Чистая отрицательность. Она существует просто потому, что вы стоите на пути солнечных лучей, солнечные лучи не могут пройти; и отсутствие солнца создает тень.

Точно такая ситуация и с вашими мыслями. Поскольку вы не бдительны, поскольку вы не молчаливы, поскольку вы не можете ясно видеть вещи без какого-либо возмущения, постольку и мысли ваши являются заменой вашей осознанности.

Если вы не станете осознающими, мысли будут продолжаться.

Мне очень нравится одна история — я не знаю, правда это или нет. Один из великих буддийских ученых, Бхадант Ананда Каусальяян, слушая меня, рассказывающего эту историю, пришел навестить меня в тот же самый вечер и сказал: «Всю мою жизнь я посвятил буддийским священным писаниям, — а он мировой авторитет по буддийским священным писаниям, — но вы странный человек: когда бы вы ни пришли…»

Он жил в Нагпуре, а я проезжал через Нагпур по крайней мере два или три раза в год; когда бы я ни ехал в Южную Индию, я проезжал через Нагпур. И у меня было много друзей в Нагпуре, так что, когда бы я ни был там, всегда проводились две или три лекции, беседы, дискуссии.

Он сказал: «Всегда, когда бы вы ни приезжали, вы всегда приносите новую историю про Будду! Где вы берете эти истории — ведь я читал все буддийские священные писания, я проверял и не нашел ни единого случая, ни одной из этих историй, нигде?»

Я ответил: «Не волнуйтесь. Меня не беспокоит, правдивы эти истории или нет; что меня беспокоит, так это то, выразительны эти истории или нет. Какое имеет значение, случалось это исторически или нет? Что важно, так это: возможны они потенциально или нет?»

Он ответил: «Это значит у вас абсолютно другой критерий. Я никогда не слышал об этом критерии: „потенциально возможно“».

Я ответил: «Ёсли вы не слышали, я могу повторить ее снова. Послушайте хорошенько».

Это была история, которая очень озадачила его… Утром он пришел снова — я не думаю, что он мог спать, — и сказал: «Рассказ просто не историчен».

Я ответил: «Меня это не волнует! Меня даже не волнует, существовал Будда или нет — какое мне до этого дело? Если Будды вообще не было, то это его дело. Меня это никоим образом не волнует. Миллионы людей не были рождены: ну и что? Одним нерожденным больше — мы бы даже не заметили, что Гаутама Будда был потерян».

«Но, — сказал я, — почему вы беспокоитесь? Забудьте этот рассказ, если вы не хотите его, если он не понравился вам».

Он ответил: «В этом-то и трудность — я нахожу удовольствие в рассказе, мне он понравился. Мне хотелось бы, чтобы рассказ соответствовал действительности».

Я сказал: «Это невозможно — я не могу творить историю. Я не могу переписать заново ваши священные книги; у меня нет ни времени, ни желания. Но если вам понравился рассказ и вы понимаете его значительность, то я