Изабел держалась весьма достойно. Она не собиралась падать в обморок, и страхом от нее тоже не пахло. Она отхлебнула кофе.

— Ну и гадость.

— Это растворимый, — принялась оправдываться Грейс.

— Так мой брат узнает меня, когда он в волчьем обличье? — уточнила Изабел.

Грейс взглянула на меня; а у меня не хватило духу посмотреть ей в глаза, когда я отвечал.

— Разве что смутно. Кто-то в волчьем обличье ничего не помнит о своей человеческой жизни, кто-то кое-что помнит.

Грейс отвела взгляд и принялась прихлебывать кофе, старательно изображая равнодушие.

— Значит, вас целая стая?

Изабел задавала правильные вопросы. Я кивнул.

— Но Джек пока что их не нашел. Или они его не нашли.

Изабел долго водила пальцем по краю кружки, потом перевела взгляд с меня на Грейс и обратно.

— Ну и в чем тут подвох?

Я опешил.

— Какой подвох?

— А такой, что ты тут рассказываешь мне все это, а Грейс делает вид, будто все прекрасно, но на самом деле все отнюдь не прекрасно.

Пожалуй, ее прозорливость меня не удивила. Едва ли можно очутиться на вершине школьной пирамиды, не разбираясь в людях. Я уткнулся в нетронутую чашку с кофе. Кофе я не любил: вкус был слишком резким и горьким. Я так долго был волком, что успел отвыкнуть от него.

— Каждому из нас отпущен свой срок. Чем больше времени проходит после укуса, тем более незначительное похолодание нам нужно, чтобы превратиться в волка. И тем более сильного потепления приходится ждать, чтобы вернуться в человеческий облик. В конце концов мы перестаем превращаться в людей.

— И какой он, этот срок?

Я не смотрел на Грейс.

— У всех по-разному. У большинства он измеряется годами.

— Но не у тебя.

Мне хотелось сказать ей, чтобы она заткнулась. Я не знал, как долго еще Грейс сможет сохранять бесстрастное выражение. Но лишь слабо покачал головой, надеясь, что Грейс смотрит в окно, а не на меня.

— А если бы вы жили во Флориде или еще где-нибудь, где тепло?

Я с радостью ухватился за возможность увильнуть от разговора обо мне.

— Были такие, кто пытался. Ничего не вышло. Развивается сверхчувствительность к малейшим колебаниям температуры.

Ульрик с Мелиссой и еще один, по имени Бауэр, в один год уехали в Техас, надеясь сбежать от зимы. Я до сих пор помню, как Ульрик в эйфории звонил Беку спустя несколько недель после своего отъезда и хвастался, что до сих пор находится в человеческом обличье, и как потом вернулся, совершенно раздавленный, без Бауэра — тот у него на глазах превратился в волка, когда они проходили мимо чуть приоткрытой двери магазина, где работал кондиционер. Очевидно, Техасский департамент по контролю за дикими животными не полагался на транквилизаторные ружья.

— А если уехать на экватор? В такое место, где температура всегда постоянная?

— Я не знаю. — Я с трудом сдерживал раздражение. — Ни один из нас пока что не пытался перебраться жить в джунгли, но я обдумаю эту возможность, когда выиграю в лотерею.

— Не обязательно строить из себя клоуна. — Изабел поставила кружку на стопку журналов. — Я просто спросила. Значит, все, кого укусили, превращаются в оборотней?

«Все, кроме той единственной, которую я хотел бы взять с собой».

— Почти.

Мой собственный голос показался мне чужим и усталым, но мне было все равно.

Изабел поджала губы, и я подумал, что она продолжит допытываться, но она не стала.

— Значит, я не ошиблась. Мой брат оборотень, настоящий оборотень, и с этим ничего нельзя сделать.

Глаза Грейс сузились, и я пожалел, что нет способа узнать, о чем она думает.

— Угу. Все верно. Но ты и сама все это знала. Зачем тебе понадобилось расспрашивать нас?

Изабел пожала плечами.

— Наверное, я надеялась, что кто-нибудь выскочит из-за занавески и скажет: «Обманули дурака на четыре кулака! Нет никаких оборотней. А ты и уши развесила!»

Мне очень хотелось сказать ей, что никаких оборотней на самом деле и нет. Есть люди и есть волки, а еще есть те, кто находится в процессе превращения из первых во вторых и обратно. Но меня охватила такая усталость, что я промолчал.

— Пообещай мне, что никому ничего не скажешь, — неожиданно подала голос Грейс. — Думаю, ты пока не успела никому проболтаться, вот молчи обо всем и дальше.

— Думаешь, я совсем идиотка? Мой папаша со злости уже пристрелил одного волка. По-твоему, я побегу докладывать ему, что Джек — один из них? А мамаша напичкалась успокоительным по самое не могу. Много от нее толку. Придется мне справляться со всем этим в одиночку.

Мы с Грейс переглянулись.

— Не в одиночку, а с нами вместе, — поправила Грейс. — Мы поможем тебе, чем сможем. Джек не останется один, но сначала мы должны его отыскать.

Изабел смахнула со своего сапога видимую одной только ей пылинку, как будто не понимала, что ей делать с этим одолжением.

— Не знаю. Когда я в последний раз его видела, он был не слишком мил. Не знаю, хочу ли я его найти.

— Прости, — сказал я.

— За что?

За то, что не могу сказать, что в мерзком характере твоего братца виноваты укусившие его волки. Я пожал плечами. По-моему, я только и делал, что ими пожимал.

— За то, что не смог сообщить тебе ничего утешительного.

Из кухни послышался негромкий назойливый писк.

— Пирог испекся, — сказала Изабел. — Хоть какой-то утешительный приз. — Она взглянула на меня, потом на Грейс. — Значит, он скоро перестанет превращаться туда-обратно? Потому что уже совсем на носу зима?

Я кивнул.

— Вот и хорошо, — подытожила Изабел, глядя из окна на голые ветви деревьев. На лес, который теперь стал домом Джека, а в самом скором времени должен был стать и моим домом. — Скорей бы уж.

От недосыпа я была как зомби. Я была:

Сочинением по английскому

Голосом мистера Ринка

Помаргивающим флуоресцентным светом над моей партой

Углубленным курсом по биологии

Каменным лицом Изабел

Слипающимися глазами.

— Прием, прием! — послышался голос Рейчел, и она ущипнула меня за локоть, проходя мимо. — Там Оливия. Я даже не видела ее в школе, а ты?

Я проследила за направлением взгляда Рейчел и в толпе ребят, ожидающих школьного автобуса, увидела Оливию. Она перетаптывалась с ноги на ногу, чтобы не замерзнуть. Камеры при ней не было. Я вспомнила про фотографии.