что Полиевкт умер вскоре после коронации, а меня нелёгкая дёрнула сделать патриархом рядового монаха, чистого, святого, мученика-аскета из Скамандринского монастыря. А теперь Василий нам проел печёнки: всех извёл постами да службами.

— Как же поступить с Феофано? — нервничал председатель сената.

— Делай с ней что хочешь. Склер тебе поможет. И сегодня же к вечеру быть её в Константинополе не должно.

— А куда отправить? Вновь на Принцевы острова?

— Пет уж, хватит. Выбери какой-нибудь монастырь, из которого нельзя приплыть даже за неделю.

— Например, Дами в Армении, — пошутил Варда Склер.

— Кстати, да. Уж оттуда Феофано не убежит.

— Ты суров с ней, Цимисхий, — покачал головой магистр и стратилат. — Как-никак, Феофано — императрица, мать наследников и твоей родной дочери.

— Это никого не касается, — огрызнулся тот. — И прошу называть меня не на «ты», а на «вы» и «ваше величество». Хватит! Все свободны! Вы мне надоели.

Евнух с полководцем вышел из палаты.

— Что, поехали к храму? — обратился к первому министру Склер.

— Да, пожалуйста, помоги выманить её. Феофано ненавидит меня, и реакция на мои слова будет однозначной. Может быть, с тобой станет говорить. Чтобы не возникло трений с патриархом, надо убедить её выйти добровольно.

— Ну, попробую...

* * *

В храме было полутемно, горели свечи. Свет струился из узких окон — в основании купола, сзади за алтарём и на боковых галереях. Слабо золотилась мозаика. Солнечные блики медленно ползли по мраморному полу, по высоким колоннам нижней и верхней галерей, по изображению Девы Марии с Младенцем на руках. Каждый шаг был усилен мощной акустикой.

— Феофано! — сказал гигант. — Это я. Варда Склер. Выходи — потолкуем.

Голос её раздался сверху; из полумрака: женщина была на втором этаже.

— Я прошу прийти Иоанна. Буду говорить только с ним.

— Иоанн не придёт: он себя плохо чувствует... Если хочешь, я доставлю тебя к нему.

Смех задребезжал в каждой сфере храма: злой, ехидный.

— Ишь, чего захотел! Если я покину стены Святой Софии, ты меня арестуешь или даже убьёшь.

Варда переждал и ответил веско:

— Ну, во-первых, было бы наивно полагать, что охранники Василия Нофа не осмелятся осквернить Божий храм. Если ты не выйдешь, так оно и будет. Во-вторых, пойми: шансов у тебя никаких. Если ты доверишься мне, выйдешь без насилия, я тебе гарантирую не только жизнь, но и встречу с Цимисхием. Остальное — зависит от тебя и от Господа.

После паузы голос произнёс:

— Дай немного подумать, Склер.

— Хорошо. У тебя имеется четверть часа, — и магистр покинул церковь.

Выйдя за ворота и сощурившись от яркого солнца, он сказал первому министру:

— Будет всё нормально, и она согласится. Только при условии, что Цимисхий попрощается с ней перед ссылкой в Армению.

Евнух покусал коричневую губу:

— Иоанн снова озвереет. Он, как сделался василевсом, стал такой капризный...

— Ничего, потерпит. Дипломатия выше чувств. Но зато получится без скандала, тихо. Отправляйся в Вуколеон и сумей Цимисхия убедить. Мне оставь трёх своих гвардейцев. Я императрицу доставлю.

Председатель сената перекрестился:

— Ладно, будь что будет! Лучше так, чем поссориться с патриархом.

Склер опять скрылся в храме и довольно скоро вышел оттуда вместе с пленницей. Женщина шагала понуро, голову закрыв капюшоном, руки запустив в прорези накидки, так что даже дочери вряд ли бы узнали в этой скромной даме, запорошенной пылью, собственную мать — первую красавицу Византии.

* * *

Во дворце они поднялись по лестнице, у которой ступени были покрыты золотыми пластинами, миновали ряд великолепных палат (дерево, слоновая кость, позолота, бронза), и вошли, наконец, в Хризотриклиний. Феофано сбросила капюшон и увидела Иоанна, как-то боком притулившегося на тропе, и коварного паракимомена, беспокойно моргавшего рядом с ним.

— Ваше величество! — чуть насмешливо поклонилась императрица. — Благодарна вам за такую честь — лицезреть великого василевса. Хоть спасибо, что не убили сразу, как своих друзей — Льва Валантия с Иоанном Ацифесдоросом! Вашей человечности нет предела!

— Что ты хочешь, Фео? — выкрикнул Цимисхий.

— Ах, вы помните, как меня зовут? Или же, вернее, как меня называло ваше величество, занимаясь со мной любовью? Может быть, и мне называть вас, как прежде, Ио?

— Хватит издеваться! — оборвал её Иоанн. — Я не потерплю. Или говори, что тебе угодно, или убирайся немедленно.

У императрицы раздулись ноздри:

— «Что угодно»? Он не понимает, что мне угодно! Раньше понимал. Забираясь ко мне в постель, очень понимал. И готовя заговор, понимал. Даже убивая Никифора, понимал прекрасно. А теперь забыл. Про Анастасию забыл, про тревоги, огорчения и нашу любовь! Шёл со мной по трупам, а когда потом стала не нужна, отшвырнул меня, словно драную кошку, прочь! Это благодарность? Это плата?..

— Не тебе говорить о плате! — рявкнул василевс. — Ты ушла от меня ради блеска императорского двора к не любимому тобой Роману Второму... Бросила нашу дочку Анастасию без пригляда матери... Отравила мужа и опять без любви сочеталась с Никифором — даже несмотря на то, что он оказался крестным отцом маленькой принцессы!.. И участвуя в заговоре, чтобы вновь убить правителя государства... Я не ангел, да. А ты, по сравнению со мной, просто дьявол!

— Дьявол?! — Феофано вздрогнула. — Ты сказал, что я — дьявол?!

— Уберите её отсюда, — приказал Цимисхий. — Больше не могу.

— Нет, послушай! Я заставлю тебя послушать! — стала биться от гнева женщина. — Рыжий коротышка! Задушу своими руками! — и она бросилась к любовнику.

Неожиданно паракимомен, выскочив навстречу, заслонил своего повелителя и, как пику, выставил вперёд деревянный посох. Феофано в порыве злости выдернула палку из рук первого министра и сломала её о спину убогого. Евнух завизжал. Женщина вцепилась ему в лицо, стала бить, трясти, приговаривая с жестокостью: «Варвар! Дикий скиф! Уничтожу!» Подоспели гвардейцы, оттащили окровавленного Василия, а охранники Варды Склера мёртвой схваткой сжали руки и плечи императрицы.

— Нет! — плевалась она. — Отпустите, живо! Всех велю казнить! — Рухнув на колени, женщина заплакала: — Ну, пожалуйста... Иоанн... Пощади меня... Не бросай снова в монастырь... Буду жить в имении, не приеду ни разу в Константинополь... никогда...

Василевс, увидев, что опасность миновала, сел на троне уверенно и сказал твёрдым голосом:

— С глаз моих долой. Варда, проследи, чтоб её доставили на корабль. Всё