Я проглотила раствор, и меня скрючило от боли, я рухнула на пол и действительно стала рвать на себе волосы и одежду, в муках биться о деревянный пол. Казалось, что зелье растворило мой желудок.

Но я ни на миг не пожалела о том, что сделала. Наконец я, все еще дрожа, поднялась на колени, блузка была разорвана, волосы всклокочены. Я подползла к зеркалу и посмотрела на собственное отражение: на губах у меня заиграла улыбка — точнее, ухмылка, — глаза засверкали.

Скромница Джилл Джекел исчезала.

Какая красивая длинная игла лежит на тумбочке. Она сверкает. Она наверняка такая острая.

Я очень, очень медленно прижимаю кончик к мочке уха. Металл пронзает девственную кожу и входит глубоко, выступает капелька крови и течет по иголке, потом по пальцам, она теплая и липкая.

Да, да…

Острие выходит с другой стороны — слышно, как надрывается кожа, ивсе, дело сделано. Я вытаскиваю гладкую иглу из уха, вращая ее, наслаждаясь легкой болью и тем, как капает из уха кровь, оставляя пятна на ткани цвета слоновой кости.

Я снова поднимаю руку и повторяю операцию, оскверняя и второе ухо, а потом иду за коробкой с украшениями, принадлежащими миссис Джекел, и отыскиваю в ней два больших золотых кольца.

Самое то для вечеринки.

— Джилл? — Я приоткрыл заднюю дверь. — Ты тут?

Она не откликнулась, и я вошел на кухню — темнота.

— Джилл? Прости за опоздание.

Но я говорил в пустоту. Дома, по всей видимости, никого не было.

Я решил, что она выбежала ненадолго, и стал ждать и расхаживать туда-сюда, старательно избегая угла, в который меня тянуло.

К старому «Стэйнуэю».

Хватит ли у меня смелости? От одной мысли у меня скручивало живот, но я все же рискнул бросить на него взгляд.

Тристен, попробуй. Не будь размазней, сыграй. Ты один, и, если облажаешься, никто и не услышит.

Я сделал глубокий вдох и сел, занес пальцы над клавиатурой, закрыл глаза и дотронулся до клавиш, морщась от боли, которую мне причиняло сломанное запястье. Но когда я отчаянно пытался придумать, что можно было бы сыграть, больно стало не только физически.

Да, играть я все еще мог. Навык у меня не пропал, и мелодию сочинить я мог.

Но вдохновения, тьмы, из которой рождались мои лучшие творения, — ее уже не было.

Беспомощно понажимав на клавиши, я сдался и закрыл лицо руками. Я оплакивал не только утрату таланта, но на этот раз и ту тварь, которую я вместе с ним уничтожил.

Зверя. Мы были заклятыми врагами — но в то же время и компаньонами. Я это подозревал, не желая признавать. Выпив раствор, от которого погибло жившее во мне чудовище, я уничтожил и свой талант.

Я прижал ладони к глазам, не желая поддаваться слабости, и невольно задумался. Как бы отреагировал дед на эту утрату? Счел бы, что оно того стоит? Или что цена за избавление от чудовища слишком высока? Или, может, он решился бы высказать мнение, что та ужасно красивая музыка, которую, как мы оба знали, мне суждено было творить, стоит даже человеческой жизни?

Последние сыгранные ноты уже давно стихли, я сидел в тишине, беззвучии, с которым мне предстояло жить и впредь, и думал, что освобождение от демона оказалось не таким уж сладостным, как я себе его представлял.

«Ты снова выпьешь раствор, Тристен, причем по собственному желанию…»

Эти слова снова эхом прозвучали у меня в голове, и я заставил себя перестать думать о музыке и вспомнить, как я прижимал Джилл к столу в лаборатории, желая причинить ей боль, даже убить ее.

Я наконец встал, понимая, что только что, наверное, в последний раз в жизни сел за рояль, но благодарил судьбу хотя бы за то, что есть Джилл. За ее жизнь и счастье стоило заплатить любую цену. Но где же она в такой важный момент? Она была мне нужна, и я беспокоился. Я поднялся по лестнице и пошел в ее комнату, чтобы попытаться понять, куда она могла уйти. Не закрыв двери, не выключив свет…

Черт возьми!

Когда я приехал, вечеринка в доме Кристи Хичкок была в самом разгаре, я пробирался через толпу пьяных школьников и искал среди них Джилл.

Она должна была быть где-то там. О вечеринке знали все, и телефонный справочник, который я нашел на столе Джилл, валялся открытым на нужной странице — она искала адрес. Кто бы «она» ни была…

— Трис, Джилл тут нет.

Кто-то похлопал меня по плечу, я резко развернулся и увидел, что на меня с улыбкой смотрит Бекка Райт.

— Бекка… что случилось? Где она?

— Твоя подружка совершенно спятила. — Бекка засмеялась. — Совершенно!

Это я уже знал. Как только я вошел в комнату Джилл, мне в нос ударил специфический запах зелья. Потом в глаза бросился беспорядок. Повсюду валялась разбросанная одежда. А потом я увидел на мольберте ее автопортрет. С него на меня смотрели злющие глаза.

Зачем она выпила раствор?!

— Джилл тут? — Я повторил свой вопрос — С ней все в порядке?

Бекка закатила глаза:

— Да, все с ней будет хорошо. Твоя возлюбленная слетела с катушек, потому что я сообщила ей, что мы с тобой переспали прошлым летом.

— Что ты сделала? — спросил я, изо всех сил стараясь побороть желание встряхнуть ее хорошенько. — Но это же неправда!

— Да ладно, Трис. — Она вздохнула. — Переспали бы — если бы на тебя что-то не нашло. Не цепляйся к мелочам.

— Бекка, да близко к тому не было!

— Мы были уже без маек…

— Но в штанах.

— Тристен, я должна была рассказать это Джилл, — сказала Бекка, стараясь придать своему голосу побольше серьезности. Но ей все же не удалось сдержать улыбку. — Я ей услугу оказала.

Я смотрел на эту злобную нахалку и буквально кипел от ненависти. По ее самодовольной мордашке я понял, что она рассказала Джилл, будто мы с ней переспали, чтобы сделать ей больно. Или чтобы разлучить нас. Потому что для Джилл это была не мелочь. Если бы я — не какой-то зверь, чьи действия не поддаются никакому контролю, а я — переспал бы с одной из ее немногочисленных подружек, это было бы мерзко и причинило бы ей страшную боль. И вполне могло заставить ее сделать какую-нибудь большую глупость, которая привела бы к ужасным последствиям. Я схватил Бекку за руку:

— Где она?

Бекка рассмеялась, так как понимала, что ее слова ранят и меня.

— Она ушла. С Тоддом. Они вроде к ней собрались.